Апостола Павла послание к римлянам

Рим. 1:7-12

Толкование на Рим. 1:7-12 святителя Иоанна Златоуста

Рим.1:7. Всем сущым в Риме возлюбленным Богу, званным святым: благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа.

Смотри, как часто Павел употребляет слово – «званный», говоря: «зван апостол… в нихже есте и вы, звани… всем сущим в Риме… званным» (Рим.1:1, 6–7). Это он делает не для многословия, но желая опять напомнить римлянам о благодеянии Божием. Так как среди верующих находились, вероятно, и префекты, и консулы, и бедные, и простолюдины, то, отлагая неравенство чинов, он всем посылает одно приветствие. Если же и рабам, и свободным принадлежит всецелое общение во всем самом необходимом и духовном, как-то: любовь Божия, звание, благовестие, усыновление, благодать, мир, освящение и все прочее, то не крайнее ли будет безумие различать по земным деяниям тех, которых Бог соединил и сделал равночестными в важнейшем? Потому, конечно, апостол в самом начале отвергает этот лютый недуг и направляет римлян к смиренномудрию, которое есть матерь всех благ. Смиренномудрие и рабов делало лучшими, научая их, что рабство не причинит им вреда, если они имеют истинную свободу, и господ обращало к умеренности, вразумляя их, что нет никакой пользы в свободе, если не бывает совершенства в делах веры. А чтобы тебе понять, что Павел делал это не с намерением все слить и смешать, а, напротив, он знал лучший способ различать, – обрати внимание на то, что он не просто написал: всем сущим в Риме, но с ограничением: «возлюбленным Богу». Это – самое лучшее различение, которое ясно и показывает, откуда происходит освящение.

Итак, откуда именно освящение? От любви. Сказав – «возлюбленным», тотчас присовокупил: «званным святым», показывая, что источником всех благ для нас служит любовь; а святыми он называет всех верующих. «Благодать вам и мир». О, приветствие, приносящее бесчисленные блага! его именно и Христос заповедал апостолам произносить, при входе в дом, как первое слово. Поэтому и Павел всегда начинает тем же, т. е. словами: «благодать… и мир». Не малую вражду прекратил Христос, но тяжелую, многоразличную и продолжительную, и притом уничтожив ее не нашими трудами, но Своею благодатью. И как любовь даровала благодать, а благодать даровала мир, то апостол, расположив их в своем приветствии в таком именно порядке, молит о непрерывном и ненарушимом пребывании (любви, благодати и мира), чтобы опять не возгорелась другая брань, и просит Подателя сохранить их непреложными, говоря так: «благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа». Вот здесь предлог «от» (ἀπὸ) относится к Отцу и Сыну, а это равно выражению – «из Него» (ἐξ αὐτοῦ). Апостол не сказал: благодать вам и мир от Бога Отца чрез (διὰ) Господа нашего Иисуса Христа, но говорит: «от (ἀπὸ) Бога Отца… и Господа… нашего… Иисуса Христа». О, какую силу имеет любовь Божия! Враги и отверженные стали вдруг святыми и сынами. Апостол, назвав Бога Отцем, явил их сынами, а когда наименовал сынами, открыл все сокровище благ. Итак, не престанем являть жизнь достойную дара, соблюдая мир и святость. Другие почести временны, прекращаются с настоящею жизнью и продаются за деньги, почему о них можно сказать, что это не почести, но только наименования почестей, получающие свое значение от пышных одежд и от лести окружающей свиты. А дар освящения и усыновления, как данный от Бога, не уничтожается вместе со смертью, но и здесь делает нас знаменитыми, и сопровождает в жизнь будущую. Соблюдающий усыновление и тщательно хранящий дар святыни гораздо славнее и блаженнее увенчанного диадемою и носящего порфиру; даже в настоящей жизни он наслаждается совершенным спокойствием, насыщается благими надеждами, не имеет никакой причины для страха и беспокойства и пользуется непрерывною радостью. Ведь обыкновенно веселье и радость доставляет не величие власти, не обилие денег, не полнота могущества, не крепость тела, не роскошь трапезы, не пышность одежд и не какое-либо другое из человеческих преимуществ, но только духовное совершенство и добрая совесть. Итак, кто имеет чистую совесть, хотя бы был одет в рубище и боролся с голодом, бывает благодушнее живущих роскошно; равно как сознающий за собою худое, хотя бы владел всеми богатствами, бывает несчастнее всех. Потому и Павел, хотя жил во всегдашнем голоде и наготе, хотя каждый день подвергался ударам, но радовался и веселился более современных царей. А Ахав, хотя и царствовал и наслаждался разнообразными предметами роскоши, когда совершил свой грех, стенал и скорбел, а лице его опадало как до греха, так и после греха.

Итак, если мы желаем наслаждаться радостью, то больше всего иного будем избегать порока и станем следовать добродетели, потому что иначе невозможно достигнуть радости, хотя бы мы взошли даже и на царский престол. Потому и Павел сказал: «плод же духовный есть любовь, радость, мир» (Гал 5.22). Возрастим же этот плод в самих себе, чтобы нам и здесь насладиться радостью, и достигнуть будущего царства, благодатью и человеколюбием Господа вашего Иисуса Христа, с Которым слава Отцу и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Рим 1.8. Первое убо благодарю Бога моего Иисусом Христом о всех вас, яко вера ваша возвещается во всем мире.

Начало приличное блаженной душе и достаточное для того, чтобы научить всех посвящать Богу начатки добрых дел и слов и благодарить Его не только за свои успехи в добре, но и за успехи других, потому что это делает душу чистою от зависти и недоброжелательства и привлекает на благодарных большее благоволение Божие. Потому Павел и в другом месте говорит: «благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивый нас всяцем благословением духовным» (Еф 1.3). Благодарить же должны не только богатые, но и бедные, не здоровые только, но и больные, не одни благоденствующие, но и терпящие напасти. Нет ничего удивительного в благодарении тогда, когда дела наши направляются попутным ветром; но когда бывает сильная буря, корабль опрокидывается и находится в опасности, тогда благодарность служит большим доказательством терпения и признательности. За такую благодарность и Иов был увенчан, заградил бесстыдные уста диавола и ясно доказал, что во дни благополучия был благодарным не из выгод, но вследствие сильной любви своей к Богу. Смотри также, за что благодарит Павел, – не за земное и погибающее, как-то: власть, могущество и славу (ведь это и не стоит ни одного слова), но за блага истинные, веру и дерзновение. И с каким расположением он благодарит! Не сказал: «Бога», но: «Бога моего». Это делают и пророки, присвояя себе общее всем. И что удивительного, если (так поступают) пророки? Сам Бог всегда явно делает это в отношении рабов Своих, называя Себя в частности Богом Авраама, Исаака и Иакова.

«Яко вера ваша возвещается во всем мире». Итак, что же? Неужели вся земля слышала о вере римлян? По словам Павла, вся; и в этом нет ничего неправдоподобного. Ведь Рим был городом немаловажным, будучи расположен как бы на некоторой вершине, был известен всем. Ты же обрати внимание на силу проповеди, как она в короткое время при посредстве мытарей и рыбаков покорила себе самую славу городов и как мужи сирияне сделались учителями и наставниками римлян. Итак, Павел свидетельствует им о двояком, успехе (проповеди), – о том, что римляне уверовали, и уверовали с таким дерзновением, что слава о них распространилась по всей земле. Он говорит: «вера ваша возвещается во всем мире». Вера, а не словопрения, не состязания, не доказательства, хотя в Риме и было много препятствий учению. Римляне, недавно получив власть над вселенною, много думали о себе, жили богато и роскошно, а проповедь принесли к ним рыбари – иудеи и от иудеев, народа ненавидимого и для всех презренного, и повелевали поклоняться Распятому, воспитанному в Иудее; эти учители вместе с учением внушали и строгую жизнь таким людям, которые заботились об удовольствиях и стремились только к настоящему. Притом, проповедники были люди бедные, простые, низкого происхождения и из незнатных. Но ничто из этого не воспрепятствовало распространению слова: сила Распятого была такова, что слово распространялось всюду, «возвещается, – как говорит Павел, – во всем мире». Он не сказал – объявляется, но – «возвещается», то есть, для всех они (апостолы) служили предметом разговора. Свидетельствуя об этом и фессалоникийцам, апостол присовокупляет и другое: сказав: «от вас… промчеся слово Боже», прибавил: «яко не требовати нам глаголати что» (1Фес 1.8). Там ученики стояли на степени учителей, смело всех наставляли и привлекали к себе. Проповедь нигде не останавливалась, но быстрее огня обтекала всю вселенную. Здесь же только сказано, что «возвещается». И хорошо апостол сказал: «возвещается», показывая, что ничего не должно ни прибавлять к сказанному, ни убавлять, так как дело вестника передать только то, что ему было сказано. Потому и священник называется вестником (ангелом), так как возвещает не свои слова, но пославшего. Конечно, и Петр проповедовал там (в Риме), но Павел труды его считает за одно с своими. Так много, как я сказал выше, был он свободен от всякой зависти.

Рим.1:9. Свидетель бо ми есть Бог, Емуже служу духом моим во благовествовании Сына Его.

Конечно, это – изречение апостольского духа и сердца, выражение отеческой попечительности. Но что именно значат эти слова и для чего Павел призывает во свидетели Бога? У него речь была о привязанности, а так как он еще не видел римлян, то и призывает во свидетели не кого-либо из людей, но Испытующего сердца. Сказав: «люблю вас», он представил в доказательство то, что всегда молится и желает придти к ним, но так как и это для них не было ясно, он прибегает к достоверному свидетельству. Может ли кто-нибудь из нас похвалиться, что, молясь дома, вспоминает о всех членах Церкви? Не думаю. Но Павел не за один город, а за целую вселенную приносил молитвы Богу и притом не раз, два или три, а непрестанно. А непрестанно носить кого-нибудь в памяти невозможно, не имея великой любви. Пойми отсюда, какой привязанности и любви свойственно иметь в молитвах и иметь непрестанно. А когда Павел говорит: «Емуже служу духом моим во благовествовании Сына Его», этим он показывает нам вместе и благодать Божию и свое смиренномудрие, – благодать Божию в том, что ему поручено такое дело, а свое смиренномудрие в том, что он приписывает все не своему прилежанию, но помощи Духа. Упоминание же о благовествовании указывает на один из видов служения. Ведь существует много различных способов служения вообще, а равно и служения Богу. Как при (земных) царях все подчинены одному государю, хотя не все одинаково служат, но служба одного состоит в начальстве над войском, другого в управлении городами, а иного в хранении денег в казне, так и в делах духовных – один служит и работает Богу тем, что верует и хорошо устрояет свою жизнь, другой тем, что принял на себя попечение о странниках, а иной тем, что взял на себя ходатайство за нуждающихся. Подобным образом, и у самих апостолов Стефан и окружавшие его служили Богу предстательством за вдовиц, а иные служили учением слова, каков был и Павел, служивший Богу проповедью евангелия. Таков был род его служения и на это он был поставлен. Потому он не только призывает во свидетели Бога, но и говорит о том, что ему было вверено, показывая, что если бы он не получил столь великого уполномочия, то ложно не призвал бы во свидетели Доверившего. Вместе с тем Павел желает показать и то, что любовь его к римлянам и попечение о них необходимы. Чтобы не сказали: «ты кто и откуда и почему говоришь, что заботишься о таком обширном и царственнейшем городе»? – апостол и доказывает, что для него эта забота необходима, потому что на него возложен такой род служения – проповедовать евангелие. А тот, кому поручено такое дело, имеет необходимость всегда содержать в мыслях намеревающихся принять слово. Кроме того, словами: «духом моим» апостол указывает и на другое, именно на то, что служение его Богу гораздо выше эллинского (языческого) и иудейского. Служение эллинское есть ложное и плотское, а иудейское, хотя и истинное, но также плотское; служение же Церкви противоположно, и несравненно выше иудейского, потому что наше служение Богу совершается не при посредстве овец, тельцов, дыма и курения, но чрез душу духовную, что именно и изобразил Христос, сказав: «дух [есть] Бог: и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися» (Ин 4.24).

«Во благовествовании Сына Его». Сказавши выше, что благовестие принадлежит Отцу, апостол приписывает его здесь и Сыну: так безразлично говорится об Отце и Сыне. По блаженному евангельскому изречению апостол знал, что то, что свойственно Отцу, принадлежит Сыну, а свойственное Сыну принадлежит и Отцу. «Мои вся, – говорит (Христос), – Твоя суть, и Твоя Моя» (Ин 17.10).

Яко безпрестани память о вас творю… в молитвах моих.

Такова истинная любовь. И мне кажется, что апостол говорит все об одном, хотя и употребляет здесь четыре выражения, именно: воспоминает, воспоминает непрестанно, воспоминает в молитвах, воспоминает в молитвах о важных делах.

Рим.1:10. Моляся, аще убо когда поспе́шен буду волею Божиею приити к вам, желаю бо видети вас.

Замечаешь ли ты, что апостол горит сильным желанием увидеть римлян и не решается на это против воли Божией, но желание свое умеряет страхом Божиим? Он любил их и стремился к ним, но однако же и в то время, когда любил, не захотел увидеться с ними против воли Божией. Такова истинная любовь, а не та, которая у нас, нарушающих и тот и другой закон любви. Мы или никого не любим, или если любим, то против воли Божией, делая то и другое вопреки божественному закону. Тяжело слышать это, но еще тяжелее совершать.

Когда же, спросишь, мы любим против воли Божией? Всякий раз, как не обращаем внимания на Христа, томимого голодом, а детям, друзьям, родным даем более, чем сколько им нужно. Но нужно ли и продолжать слово? Каждый из нас, если испытает совесть свою, найдет, что это бывает у него во многих случаях. Не таков был блаженный Павел, который умел любить, и любить, как должно и как приличествовало, и который, превосходя всех в любви, не переступал её границ. Итак, смотри, как обильно он был преисполнен тем и другим – и страхом Божиим, и любовью к римлянам. Его сильная любовь выражалась в том, что он непрестанно молился, молился даже и тогда, когда не получал просимого; а постоянное благочестие проявлялось в том, что он, имея любовь, не переставал быть покорным мановению Божию. Некогда Павел трижды просил Господа и не только не получил просимого, но, и не получив, счел за великую милость то, что не был услышан: так он во всем взирал на Бога. Теперь же хотя и получил (просимое), но не в то время, когда просил, а после, и нисколько этим не огорчился. Говорю же я это для того, чтобы и нам не скорбеть, когда мы не бываем услышаны, или же бываем услышаны позже. Ведь мы не лучше Павла, который то и другое признает за милость, и – совершенно справедливо. Однажды отдав себя всеуправляющей руке, он подчинялся ей с такой покорностью, как глина горшечнику, и следовал туда, куда вел Бог. Апостол, сказавши, что он молился о том, чтобы увидеться с римлянами, упоминает далее и о причине своего желания. Что же это за причина?

Рим.1:11. Да некое подам вам дарование духовное, ко утверждению вашему.

Значит, он предпринимал путешествие не просто, не так, как многие ныне совершают путешествие без цели и нужды, но его побуждали дела необходимые и важные, хотя он и не хочет сказать об этом ясно, а только намекает. Он не сказал: иду научить вас, наставить в вере, восполнить недостающее; но говорит: «да некое подам», давая тем знать, что не свое им подает, а передает то, что сам получил. И при этом выражается опять смиренно – «да некое». Подам нечто малое, говорит он, и соразмерное с своими силами. В чем же состоит то малое, что он намерен передать теперь? «Это есть, – говорит апостол, – нечто служащее, ко утверждению вашему» (Рим.1:11–12).

Значит, от благодати зависит и то, чтобы стоять твердо, а не колебаться. А когда услышишь о благодати, не подумай, что будет отвергнута награда за произволение. Упоминая о благодати, апостол не труд выбора унижает, а отсекает кичливость высокомерия. Итак, не ослабевай (духом) оттого, что Павел назвал это «дарованием» благодати. Вследствие великой признательности к Богу, он обыкновенно и добрые дела называл дарованием благодати, потому что и для них нужна нам большая помощь свыше. Сказав же – «ко утверждению вашему», он скрытным образом показал, что римляне нуждаются в большем исправлении. То, что он хочет сказать им, состоит в следующем: с давнего времени я желал и просил (Бога) увидеть вас не для чего-либо другого, но для того, чтобы укрепить вас, утвердить и прочно водрузить в страхе Божием, чтобы вы никогда не колебались. Но он не сказал именно так, потому что мог бы огорчить римлян, а на то же самое намекает в других словах и слегка, выражая это в словах: «ко утверждению вашему». Затем, так как и это было сказано очень сильно, то смотри, как апостол смягчает слова свои пояснением. Римляне могли сказать: «так что же? Неужели мы колеблемся, кружимся и имеем нужду в твоем слове, чтобы стать твердо»? Апостол заранее устраняет это возражение, говоря так:

Рим.1:12. сие же есть, соутешитися в вас верою общею, вашею же и моею.

Он как бы говорил этим следующее: не подозревайте, что я сказал это для обвинения вас: не с таким намерением сказаны слова мои. А что же хотел я выразить? Вы, будучи окружены со всех сторон гонителями, потерпели много притеснений; потому я пожелал увидеть вас, чтобы утешить, или, лучше сказать, не только утешить вас, но и самому получить утешение.

Заметь мудрость учителя. Он сказал: «ко утверждению вашему» (Рим.1:11), но, зная, что такое выражение для учеников тяжело и сильно, присовокупляет – к утешению вашему. Но и это опять тяжело, хотя не столько, конечно, как первое, однако же все еще тяжело. Потому он опять умеряет силу слов своих, всячески смягчая речь и делая ее приятной. Он не просто сказал: утешиться, а: «соутешитися»; но и этим не удовольствовался, а употребляет другое и более приятное выражение, сказав: «верою общею, вашею же и моею». Какое смиренномудрие! Он ясно выразил, что сам имеет в них нужду, а не они только в нем, и учеников возвел на степень учителей, не пожелав оставить себе никакого преимущества, но показав полную с ними равночестность. В этом, говорит он, заключается общая наша польза: и я имею нужду в вашем утешении, и вы в моем. А как же это бывает? «Общею… верою, вашей же и моею». Как в том случае, если кто-нибудь соединяет много светильников, возжигает яркое пламя, так обыкновенно бывает и с верующими. Всякий раз, как мы разделены между собою, тогда, конечно, бываем слабее духом. А когда, увидев друг друга, взаимно себя поддерживаем, тогда получаем большое утешение. Не суди об этом по настоящему времени, когда, по благодати Божией, и в селе, и в городе, и в самой пустыне существуют многочисленные сонмы верных, а всякое нечестие изгнано; но помысли о том времени, когда было приятно и учителю увидеть учеников и братиям встретиться с братиями, пришедшими из другого города. Чтобы сделать сказанное более ясным, приведу пример. Если бы как-нибудь случилось (чего да не будет), что мы, будучи уведены в землю персов, или скифов, или других варваров, были разсеяны в тамошних городах по двое и по трое, а потом вдруг увидели бы кого-нибудь прибывшего отсюда, то представь себе, какое великое утешение мы получили бы. Разве вы не видели, как заключенные в темницах, увидевшись с кем-нибудь из родственников, вскакивают и прыгают от радости? И не дивись, если тогдашние времена сравню с пленом или темницею. Тогда христиане терпели гораздо большие бедствия: разсеянные и гонимые они жили в голоде и среди войн, трепетали ежедневной смерти, не смели положиться на друзей, домашних, родных, в целом мире были как странниками, а лучше сказать, больше переносили трудностей, чем живущие на чужой стороне.

Потому-то апостол говорит: «ко утверждению вашему», и «соутешитися… общею… верою». Но он говорит это не в том смысле, будто сам нуждался в их содействии, – нет. В чем мог нуждаться тот, кто был столпом церкви, крепче железа и камня, духовным адамантом, у которого было достаточно сил для проповеди в многочисленных городах? Но, чтобы не выразиться резко и не причинить сильной укоризны, он и прибавил, что и сам имеет нужду в утешении римлян. Если же кто-нибудь скажет, что здесь видны утешение и радость апостола, вследствие приращения в римлянах веры, и что в этом Павел имел нужду, тот не погрешит в таком изъяснении слов его.

Евангелие по Матфею

Мф. 5:42-48

Толкование на Мф. 5:42-48 святителя Иоанна Златоуста

«Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф. 5:42). Этими словами Спаситель требует меньшего, нежели прежними, но не удивляйся этому. Спаситель обыкновенно так делает: Он всегда к великому присоединяет малое. Если же слова эти и малы в сравнении с первыми, пусть, однако, внимают им те, которые берут чужое, а собственное имущество раздают блудницам, и таким образом возжигают для себя сугубый огонь чрез неправедный прибыток и пагубное расточение. Предписывая здесь давать в заем, Спаситель разумеет не отдачу денег в рост, но простое одолжение. А в другом месте требует еще большего, говоря, чтобы мы давали и тем, от кого не надеемся получить. «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:43–45). Вот высочайший верх добродетелей! Вот для чего учил Спаситель не только терпеливо сносить заушения, но и подставлять правую щеку, не только вместе с верхнею одеждою отдавать и нижнюю, но и две версты идти с тем, кто принуждает пройти одну! Все это предложил Он для того, чтобы ты с полною готовностью мог принять и то, что гораздо выше этих предписаний. Что же выше их, скажешь ты? Не почитать того врагом, кто причиняет тебе обиды, – даже нечто и того высшее, поскольку Господь не сказал: не возненавидь, но – возлюби; не сказал: не обижай, но – и благотвори.

   Но если тщательнее рассмотрим слова Спасителя, то увидим, что в них заключается новое предписание, гораздо еще высшее. В самом деле, Он повелевает не только любить врагов, но и молиться за них. Видишь ли, на какие восшел Он степени, и как поставил нас на самый верх добродетели? Смотри и исчисляй их, начавши с первой: первая степень – не начинать обиды; вторая – когда она уже причинена, не воздавать равным злом обидевшему; третья – не только не делать обижающему того, что ты потерпел от него, но и оставаться спокойным; четвертая – предавать себя самого злостраданию; пятая – отдавать более, нежели, сколько хочет взять причиняющий обиду; шестая – не питать к нему ненависти; седьмая – даже любить его; восьмая – благодетельствовать ему; девятая – молиться о нем Богу. Видишь ли, какая высота любомудрия? Но за то блистательна и награда. Так как повеление велико и требует мужественной души и великого подвига, то и мзду за исполнение его Спаситель обещает такую, какой не соединял ни с одною из прежних заповедей. Он обещает здесь не землю, как кротким, не утешение и помилование, как плачущим и милостивым, но царствие небесное, но, что они будут подобны Богу, насколько то возможно для людей: «Да будете сынами, – говорит, – Отца вашего Небесного» (Мф.5:45)¹⁰. Заметь, что Он ни здесь, ни прежде не называет Бога Отцом Своим; но там, когда говорил о клятвах, называл Его Богом и Царем великим, а здесь называет Отцом нашим. Он делает так потому, что беседу об этом хочет оставить до приличного времени. Объясняя, затем, в чем состоит богоподобие, Он говорит: «Ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных», то есть, Бог не только не ненавидит оскорбляющих Его, но даже благодетельствует им. Конечно, здесь нет равенства ни по чему, так как не только благодеяния Божии, но и величие Его достоинства превосходит все, что только вообразить можно. Тебя оскорбляет подобный тебе, а Его – раб, и притом такой, который получил от Него бесчисленные благодеяния. Ты, молясь за врага, благодетельствуешь ему словами, а Бог благодетельствует ему весьма великими и чудными делами, освещая его солнцем и ежегодно посылая дожди в определенное время. И при всем том я допускаю твое богоравенство, какое только возможно для человека. Итак, не питай ненависти к человеку, делающему тебе зло, когда ты через него приобретаешь такие блага и достигаешь столь великой чести. Не кляни обижающего тебя; иначе ты оскорбление претерпишь, а плода лишишься, – понесешь вред, а награды не получишь. А это крайне безумно – претерпевши труднейшее, не перенести легчайшего. Но как это возможно, скажешь ты? Ты видишь, что Бог для тебя сделался человеком, что Он так уничижил Себя и так много пострадал за тебя, и еще ли спрашиваешь и недоумеваешь, как можешь ты прощать обиды равным себе? Не слышишь ли, что говорит Он на кресте: «Прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34)? Не слышишь ли, что говорит Павел: восшедший на небо, и седящий «одесную Бога, Он и ходатайствует за нас» (Рим. 8:34)? Не видишь ли, что Он и после распятия и вознесения на небо послал к умертвившим Его иудеям апостолов, принесших им бесчисленные блага, и вместе потерпевших от них бесчисленное множество зол? Но ты весьма много обижен? Что же такое потерпел ты, что было бы подобно страданию твоего Владыки, Который после оказанных Им бесчисленных благодеяний был связан, претерпел заушения, бичевания, оплевания от рабов, и наконец претерпел смерть – и смерть поноснейшую из всех смертей? Если же ты и много обижен, то по тому-то самому и должен еще более благодетельствовать, чтобы и для себя самого получить блистательнейший венец, и брата избавить от крайне жестокой болезни. Когда больные, находящиеся в сумасшествии, наносят удары и обиды врачам своим, то последние в это-то время особенно и жалеют о них и стараются об их излечении, зная, что дерзость их происходит от чрезмерной болезни. Подобным образом и ты имей такое же расположение духа к злоумышляющим против тебя, и таким же образом поступай с обижающими тебя, потому что они совсем больные и делают все совершенно невольно. Итак, освободи врага своего от тяжкой его гордости, заставь его бросить гнев, и избавь от лютого демона – ярости. Видя беснующихся, мы проливаем слезы, а не думаем сами подобно им бесноваться. Будем поступать также и с гневающимися, потому что и они подобны бесноватым, или даже несчастнее их, потому что хотя они и беснуются, но еще не лишились ума. Потому-то и бешенство их непростительно.

  Итак, не нападай на лежащего, но жалей о нем. Когда мы видим, как человек, страдающий желчью, мучится головокружением и силится изблевать эту вредную мокроту, то тотчас подаем руку, поддерживаем терзаемого, и не отвращаемся от него, хотя бы замарали и одежду, но о том только и стараемся, чтобы как-нибудь избавить его от такого тяжкого положения. Подобным образом станем поступать и с разгневанными, станем помогать им, как изрыгающим из себя желчь и терзаемым, и не будем оставлять их до тех пор, пока они не извергнут всей горечи. И когда такой человек успокоится, то воздаст тебе величайшую благодарность. Тогда он ясно узнает, от какого расстройства ты его избавил. Но что я говорю о его благодарности? Сам Бог тотчас же тебя увенчает и наградит бесчисленными благами за то, что ты освободил брата своего от жестокой болезни. Да и тот будет почитать тебя, как своего господина, будет всегда с благоговением взирать на твою кротость. Не видишь ли, как мучащиеся родами кусают стоящих около них женщин, и между тем последние не ощущают боли? Вернее же сказать: они ощущают ее, но только мужественно переносят, соболезнуя о мучащихся и терзающихся болезнями рождения. Поревнуй и ты их великодушию и не будь слабее женщин. Когда родят эти жены, – а гневающиеся малодушнее самих жен, – тогда они узнают в тебе мужа. Если же эти повеления кажутся тебе тяжкими, то помысли, что Христос для того и пришел, чтобы насадить их в наших сердцах, и чтобы сделать нас полезными как для врагов, так и для друзей. Поэтому Он и повелевает заботиться о тех и других; о братиях – когда говорит: «Если ты принесешь дар твой»; о врагах же – когда приказывает любить их и молиться за них. И побуждает к исполнению этого, не только указывая на пример благости Божией, но и на противное: «Ибо если вы будете любить, – говорит Он,– любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари» (Мф.5:46)? То же самое подтверждает и Павел: «Вы еще не до крови сражались, – говорит он, – подвизаясь против греха» (Евр. 12:4). Итак, если ты исполняешь заповедь любви ко врагам, то пребываешь с Богом; если же оставляешь ее, то с мытарями. Видишь ли, что эти заповеди еще не так велики, как велико различие между мытарями и Богом? Итак, не станем помышлять о трудности повеления, но представим награду, и подумаем, кому соделаемся подобными, когда исполним это повеление, и с кем сравнимся, когда не будем исполнять. Спаситель повелевает нам мириться с братом, и до тех пор не отходить от него, пока совершенно не истребим вражды. Когда же говорит о всех вообще, то не налагает на нас такой обязанности, но только требует того, что от нас зависит, и таким образом облегчает трудность закона. Выше сказал Он: «Так гнали [и] пророков, бывших прежде вас» (Мф. 5:12); теперь, желая, чтобы ученики Его за то же самое не досадовали на своих гонителей, повелевает им не только терпеть так поступающих с ними, но и любить их. Видишь ли, как Он с самым корнем истребляет гнев, пристрастие к плоти, к богатству, к славе и к настоящей жизни? Это уже сделал Он и в начале Своей проповеди, но гораздо более теперь. Действительно, нищий духом, кроткий и плачущий изгоняет из себя гнев; праведный и милостивый истребляет в себе пристрастие к богатству; чистый сердцем свободен от злой похоти; гонимый, претерпевающий обиды и злословимый приучается к совершенному презрению вещей временных, и пребывает чист от надменности и тщеславия. Освободив, таким образом, слушателя от всех этих уз и приготовив к подвигам, Христос опять иным образом и с большим тщанием исторгает из его сердца указанные страсти, начиная с гнева, и уничтожая всю силу этой страсти, когда говорит, что гневающийся на брата своего, называющий его безумным и пустым человеком, заслуживает наказания; что принесший дар не должен приступать к трапезе, пока не прекратит вражды; что имеющий соперника, прежде нежели увидит судилище, должен сделать его из врага другом. Потом опять переходит к похоти и говорит, что воззревший любострастными очами заслуживает наказание как прелюбодей; соблазняющийся любострастною женою или мужем или другим кем-либо из близких к нему должен отсечь от себя всех таковых; имеющий законную жену не должен никогда удалять ее от себя и обращать взоров к другой. Этими внушениями Спаситель исторгает корни злой похоти. Вслед за тем Он обуздывает любовь к богатству, запрещая клясться, лгать и удерживать даже рубашку, какую кто имеет на теле; повелевает отдавать верхнюю одежду и не жалеть даже тела для услуг требующему. Так истребляет Он в конец пристрастие к богатству.

  Наконец, все эти повеления Спаситель украшает прекраснейшим венцом, говоря: «Молитесь за обижающих вас и гонящих вас», – и таким образом возводит учеников Своих на высочайший верх любомудрия. Как терпеть заушения есть высший подвиг, нежели быть кротким; отдавать рубашку и верхнюю одежду есть дело более важное, нежели быть милостивым; переносить обиды есть высшая добродетель, нежели быть праведным; сносить побои и не противиться, когда понуждают идти, значит больше, нежели быть миротворцем, – так, и среди гонений благословлять гонящего – гораздо важнее, нежели быть гонимым. Видишь ли, как Он мало-помалу возводит нас на самое небо? Итак, чего будем достойны мы, которые получили повеление ревностно стараться об уподоблении себя Богу, и между тем, может быть, еще не сравнялись и с мытарями? В самом деле, если и мытари, и грешники, и язычники любят любящих, а мы и этого не делаем (а не делаем мы этого, когда завидуем доброй славе наших братьев), то какому не подвергнемся наказанию, будучи ниже язычников, тогда как должны быть превосходнее книжников? Как же, скажи мне, мы можем узреть царство? Как взойдем в его священные преддверия, будучи ничем не лучше мытарей? На это и указывает Спаситель, говоря: «Не то же ли делают и мытари»? Что особенно удивительно в учении Христа, так это то, что награды за подвиги Он предлагает повсюду в великом множестве: обещает подвизающимся, что они и узрят Бога, и царствие небесное наследят, и будут сынами Божиими и подобными Богу, и помилованы будут, и утешатся, и получат многую мзду на небесах; а если где нужно было упомянуть о прискорбном, то упоминает об этом кратко, так что имя геенны, например, Он употребил в столь продолжительной беседе всего лишь один раз. В других случаях Он исправляет слушателя кроткими вразумлениями, убеждая его более увещаниями, нежели угрозами, например, когда говорит: «Не то же ли делают и мытари»? Или: «Если же соль потеряет силу»; Или: «Малейшим наречется в Царстве Небесном». Иногда полагает Он вместо наказания грехи, предоставляя самому слушателю заключать из тяжести последних о тяжести наказания, например, когда говорит: «прелюбодействовал с нею в сердце своем»; или: «кто разводится с женою своею,…тот подает ей повод прелюбодействовать» /. Для вразумления имеющих ум не нужно упоминать о наказании, а довольно только представить тяжесть греха. Вот почему и в настоящем случае Он представляет в пример язычников и мытарей, чтобы ученики Его устыдились, видя, с какими людьми Он их сравнивает. Тоже делал и Павел, когда говорил: «Дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды» (1Фес. 4:13), и «как и язычники, не знающие Бога» (1Фес. 4:5). Кроме того, слова эти: «Не так же ли поступают и язычники?» / (Мф. 5:47) Спаситель сказал и для того, чтобы показать, что Он не требует ничего чрезмерного, но немного больше обыкновенного. Этим, однако, Он не заключает Своего слова, но оканчивает его указанием на награды и благими надеждами, говоря: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Часто упоминает Он во всей беседе Своей о небе, чтобы представлением самого места возбудить сердца учеников Своих, так как в это время они были еще довольно слабы и грубы. Итак, представляя все доселе сказанное, будем оказывать всякую любовь ко врагам. Отвергнем то смешное обыкновение, которым страдают многие неразумные люди, дожидающиеся, чтобы встречные предупреждали их своим приветствием, и таким образом не ревнуют о том, что заключает великое блаженство, но гоняются за тем, что достойно смеха. Почему же ты не приветствуешь его прежде? Потому, скажешь ты, что он ожидает этого. Но потому-то самому и надлежало поспешить тебе, чтобы венец достался тебе. Нет, – скажешь, – я потому именно и не приветствую его, что ему сильно этого хочется. Что может быть хуже такого безумия? Так как, говоришь ты, он сильно желает доставить мне случай к награде, по тому самому я не хочу этим случаем воспользоваться. Если он тебя предупреждает своим приветствием, то ты не получишь никакой пользы, хотя после и ответишь ему тем же; если же ты поспешишь прежде выразить ему приветствие, то ты, как бы торгуясь с его гордостью, получишь себе большую выгоду и соберешь обильный плод с его надменности. Итак, не крайне ли мы будем безумны, когда, имея случай двумя словами приобрести столь великую пользу, выпустим ее из рук, и сами впадем в то же безрассудство, за которое осуждаем другого? Если ты обвиняешь его в том, что он прежде ожидает приветствия от другого, то зачем подражаешь тому, что осуждаешь сам, и стараешься как доброе перенимать то, что сам называешь злом? Видишь ли, что нет ничего безумнее человека, живущего в злобе? Поэтому умоляю вас, будем избегать этой злой и достойной посмеяния привычки. Болезнь эта расторгнула бесчисленное множество дружеских союзов и произвела многие раздоры. Будем же, поэтому, приветствиями предупреждать других. Если нам заповедано терпеть и тогда, когда враги нас заушают, насильно заставляют провожать себя и обнажают, то заслужим ли мы какого-нибудь прощения, если с таким упорством будем отказываться от простого приветствия? Ты скажешь: я подвергнусь презрению и буду как оплеванный, когда окажу ему такую честь. Итак, чтобы не презирал тебя человек, ты оскорбляешь Бога? Чтобы не презирал тебя беснующийся равный тебе раб, ты презираешь Владыку, Который столь много тебя облагодетельствовал? Ежели неразумно, что презирает тебя человек равный тебе, то еще более неразумно, что ты презираешь Бога, Который сотворил тебя. Сверх того, заметь и то, что презирающий тебя тем самым доставляет тебе случай к получению большей награды, поскольку ты терпишь это для Бога, повинуясь Его законам. А с этою наградою какая честь, какие венцы сравниться могут? Я готов лучше терпеть всякие обиды и презрение – для Бога, нежели у всех царей быть в почтении, так как ничто, ничто не может сравниться с этою славою. Будем же искать этой славы так, как повелел сам Спаситель, и нимало не заботясь о суждениях человеческих, но во всем показывая истинное любомудрие, по нему будем устроять жизнь свою. Таким образом, еще здесь мы будем предвкушать блага небесные и славу венцов райских; будем обращаться с людьми – как ангелы, и обитать на земле – как силы небесные, освободившись от всякой похоти и всех земных страстей; а вместе со всем этим восприимем и неизреченные блага, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава, держава и поклонение со безначальным Отцом и Святым и благим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Просмотры (77)

El_greco_domenikos_theotokopoulos_-san_pablo

Апостола Павла послание к римлянам

Рим. 2:14-29

Толкование на Рим. 2:14-29 Феофилакта Болгарского, архиепископа Охридского

Рим.2:14. ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон:

Рим.2:15. они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их

Доказывает то, что говорит против иудеев, и ведет речь с мудрым искусством, чтобы не показаться, будто говорит что-нибудь против закона. Как бы хваля и возвышая закон, говорит, что заслуживают удивления те, которые не имеют закона «естеством», то есть имея убеждение в мыслях: ибо они не имели нужды в законе, а между тем выполнили закон, запечатлев в сердцах своих не письмена, но дела, и вместо закона пользуясь, во свидетельство о добром, совестью и природными мыслями. Говорит здесь о трех законах: о законе писанном, о законе естественном, и о законе дел. «Язычники, не имеющие закона». Какого? Писанного. «По природе законное делают». По какому закону? По закону, обнаруживающемуся в делах. «Не имея закона». Какого? Писанного. «Они сами себе закон». Как это? Руководствуясь законом естественным. «Они показывают, что дело закона у них написано в сердцах». Какого? Закона в делах. Заметь мудрость: не поразил иудеев, как требовал этого ход речи. По ходу речи следовало сказать так: когда – язычники, не имеющие закона, делают законное по природе, то они гораздо превосходнее наставленных в законе. Но апостол не сказал так, а выразился мягче, так: «сами себе закон». Этим он доказывает, что и в древнейшие времена, и прежде, нежели дан закон, род человеческий находился под тем же Промыслом. Этим заграждает также уста тем, которые говорят: почему Христос не пришел научить деланию добра прежде, изначала? Познание добра и зла, говорит, Он вложил во всех изначала; когда же увидел, что оно не помогает, то пришел, наконец, Сам.

 и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую)

Рим.2:16. в день, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков через Иисуса Христа.

С этих слов начинай новую речь; ибо теперь говорит апостол о том, каким образом судимы будут все вообще люди. В день суда предстанут собственные наши мысли, то осуждающие, то оправдывающие, и человеку не нужно будет на судилище том ни другого обвинителя, ни другого защитника. А дабы увеличить страх, не сказал: грехи, но: «тайные дела». Люди могут судить одни явные дела, а Бог, говорит, будет судить тайные дела чрез Иисуса Христа, то есть Отец чрез Сына, потому что Отец не судит никого, но всякий суд отдал Сыну (Ин.5:22). Можешь и так разуметь слова «через Иисуса Христа»: по благовествованию моему, предоставленному мне Иисусом Христом. Здесь внушает, что благовествование не проповедует ничего противоестественного, но возвещает то же самое, что вначале внушено людям самой природой, то есть что и благовествование свидетельствует о суде и наказании.

Рим.2:17. Вот, ты называешься Иудеем, и успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом,

Рим.2:18. и знаешь волю Его, и разумеешь лучшее, научаясь из закона.

Сказав, что для спасения язычника, исполняющего закон, ничего более не нужно, вычисляет, наконец, преимущества иудеев, полагаясь на которые, они гордились пред язычниками. Прежде всего говорит об имени иудея; ибо оно составляло большое преимущество, как теперь имя христианина. Не сказал: ты иудей, но: «называешься»; ибо истинный иудей тот, которого исповедуют иудеем, потому что Иуда значит исповедание. «И успокаиваешь себя законом» – вместо не трудишься, не ходишь, не разузнаёшь, что должно делать, но имеешь закон, без труда наставляющий тебя на все. «И хвалишься Богом», то есть что ты любим Богом и предпочтен прочим людям; обращать же любовь Божию в средство презирать существа однородные есть признак крайнего неразумия. «И знаешь волю Его», то есть Божию. «И разумеешь лучшее», то есть решает, что должно делать и чего не должно делать. Под «лучшее» (διαφέροντα) надобно разуметь приличное или полезное каждому.

Рим.2:19. и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме,

Рим.2:20. наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образец ведения и истины.

Выше говорил, что слушание закона не приносит никакой пользы, если не будет присоединено исполнения; «потому что не слушатели закона», говорит, «праведны пред Богом, но исполнители закона» (ст.13), теперь говорит нечто большее, именно: хотя бы ты был учитель, но если не исполняешь закона, то не только не получаешь себе никакой пользы, но и навлекаешь на себя большее наказание. И как иудеи весьма превозносились учительским достоинством своим, то из этого особенно доказывает, что они достойны осмеяния. Ибо когда говорит: «путеводитель слепых, учитель младенцев», и прочее, то изображает надменность иудеев, которые называли себя именно путеводителями, светом и наставниками, а обращенных из язычества именовали находящимся во тьме, младенцами и невеждами.

Но ты имеешь образец ведения и истины не в делах и не в заслугах, но – «в законе», полагаясь на него как на изображение добродетели. Так иной, имея у себя царское изображение, сам ничего не списывает с него, но те, у которых нет его, и не видя его, верно подражают ему.

Итак, всякий учитель пишет и изображает в душах учеников познание добра и потому саму истину. Если он осуществляет это и в деятельности, то будет совершен; в противном случае будет таким, каковы осуждаемые теперь апостолом. Некоторые под «образом» разумели образец ведения ненастоящий. Ты имеешь, говорит, познание и благочестие не истинное, но подделанное и прикрытое ложным видом.

Рим.2:21. как же ты, уча другого, не учишь себя самого?

Рим.2:22. Проповедуя не красть, крадешь? Говоря: «не прелюбодействуй», прелюбодействуешь? Гнушаясь идолов, святотатствуешь?

Рим.2:23. Хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога?

Рим.2:24. Ибо ради вас, как написано, имя Божие хулится у язычников.

Излагает мысль свою в виде вопроса, пристыжая тех, которые хвалились, что они – учители. Святотатством называет хищение посвященного идолам; ибо хотя они гнушались идолами, но, обладаемые сребролюбием, коснулись посвященного идолам из постыдной корысти. После этого излагает самую тяжкую вину, говоря: «хвалишься законом», как превознесенный честью от Бога чрез закон, «а преступлением закона бесчестишь Бога». Здесь три вины. Первая: иудеи бесчестят; вторая: бесчестят Бога, превознесшего их честью; третья: бесчестят закон, нарушая его, тогда как он служил к их чести. Но дабы не подумали, что обвиняет иудеев сам, привел в обвинителя их пророка Исаию, выставляя две вины их. Ибо они не только сами оскорбляют Бога, но и других приводят к тому, и не только не учат жить по закону, но и учат противному, учат хулить Бога, что противно закону; ибо видящие их развращение говорят: этих ли должен любить Бог? Неужели Бог, любящий таковых, есть истинный Бог?

Рим.2:25. Обрезание полезно, если исполняешь закон; а если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием.

Так как обрезание было в большом уважении у иудеев, то не сказал о нем тотчас в начале, что обрезание излишне и бесполезно, но на словах допускает, а на деле отвергает его, и говорит: я согласен, что обрезание полезно, но тогда, когда исполняешь закон. Не сказал, что оно бесполезно, дабы не подумали, что уничтожает обрезание; но доказывает, что иудей не имеет обрезания, говоря: «обрезание твое стало необрезанием».

Итак, доказывает, что иудей не обрезан по сердцу. Два разумеет обрезания и два необрезания: одно наружное, а другое внутреннее. Именно: обрезание наружное есть обрезание плотское, когда обрезывается кто по плоти, обрезание духовное состоит в отвержении плотских страстей. И необрезание плотское бывает тогда, когда кто остается необрезанным по плоти, а необрезание духовное бывает тогда, когда кто, имея языческую душу, нисколько не отсекает страстей.

Мысль Павла такая: если ты обрезан по плоти, но не выполняешь узаконенного, то ты еще необрезанный, необрезанный по духу; равным образом, кто необрезан по плоти, но выполняет узаконенное, тот обрезанный по духу, потому что у него отъяты плотские страсти. Это объясняет и далее. Послушай.

Рим.2:26. Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание?

Не говорит, что необрезание превосходит обрезания, ибо это слишком больно, но говорит, что «вменится ему в обрезание». Поэтому истинное обрезание есть добрая деятельность: равным образом необрезание есть худая деятельность. Заметь, не сказал: если необрезание сохранит закон; ибо, вероятно, предполагал такое возражение от кого-нибудь: возможно ли, чтобы сохранил закон человек необрезанный, когда самое бытие необрезанным составляет нарушение закона? Как же выразился? «Постановления закона», то есть постановления, выполнением которых думают оправдаться. Ибо обрезание не было делом, но страданием, претерпеваемым тем, кого обрезывали, почему и не может называться оправданием закона. Оно дано как знак, чтобы не смешивали иудеев с язычниками.

Рим.2:27. И необрезанный по природе, исполняющий закон, не осудит ли тебя, преступника закона при Писании и обрезании?

Рим.2:28. Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти;

Рим.2:29. но тот Иудей, кто внутренне таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога.

Здесь ясно показывает, что разумеет два необрезания, одно естественное, а другое произвольное, бывающее, как сказано, тогда, когда кто нисколько не отсекает плотских страстей, и два обрезания, одно по плоти, а другое в духе обрезание сердца. «Необрезанный», говорит, «по природе», имеющий обрезание страстей чрез исполнение «закона», то есть, как выше сказано, оправданий закона, «осудит», то есть обвинит, не обрезание (ибо говорить так о нем было тяжко), но «тебя», по наружности действительно обрезанного по плоти, но необрезанного по сердцу, как преступника оправданий закона.

Таким образом, укоряет не обрезание (которое, по-видимому, уважает), но оскорбителя или преступника его. Потом, доказав это, ясно определяет и то, кто есть истинный иудей, и дает разуметь, что иудеи все делали из тщеславия. «Ибо не тот Иудей», говорит, «кто таков по наружности, но кто внутренне таков», который ничего не делает просто чувственно, но понимает духовно и субботы, и жертвы, и очищения. Когда говорит: «обрезание, которое в сердце, по духу», то пролагает путь к христианскому образу жизни и показывает необходимость веры; ибо верование сердцем и духом имеет похвалу от Бога, испытующего сердца и ни о чем не судящего по плоти. Из всего следует, что везде нужна жизнь. Под именем необрезанного или язычника разумеет, как и выше сказано, не идолопоклонника, но человека благочестивого и добродетельного, не соблюдающего, однако, иудейских обрядов.

hristos._freska_v_sopochanskom

Евангелие по Матфею

Мф. 5:33-41

Толкование на Мф. 5:33-41 профессора Александра Павловича Лопухина

Мф.5:33. Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои.

Заповедь изложена в Лев. 19:12; Числ. 30:3; Втор. 23:21, 23. И здесь опять Спаситель передает кратко только сущность ветхозаветного закона. В Лев. 19запрещается не вообще всякая клятва, а только ложная. Перевод Семидесяти почти соответствует еврейскому тексту. В последних двух указанных местах говорится об обетах. Русский и латинский переводы: «не преступай клятвы», Vulgatä: non perjurabis, – не точны; славянский: «не во лжу кленешися»; в еврейском тексте Лев. 19к «не клянись» прибавлено слово «лашакер» – «для лжи», что выражается греческим глаголом ἐπιορκέω, который в отличие от простого ὀρκέω означает «клянусь ложно». Поэтому смысл слов Спасителя, по-видимому, таков: не клянись ложно, а когда клянешься (не ложно), то исполняй пред Господом (в славянском переводе точнее – «воздаси же Господеви») клятвы твои. Так приблизительно Златоуст: «Что значит: «исполняй пред Господом клятвы твои»? Это значит: когда клянешься, ты должен говорить истину (ἀληθεύεις ὀμνύς)». О клятвопреступлении здесь речи нет.

Мф.5:34. А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий;

Мф.5:35. ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя;

Мф.5:36. ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным.

Мф.5:37. Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого.

Учение Христа о клятвах. Глагол ἐπιορκέω (клянусь ложно) предыдущего стиха заменен здесь ὄμνυμι. Ὀρκέω, ὄρκος соответствует еврейскому «шаба», который производят от «шеба» – семь – священное число у евреев и на Востоке употреблявшееся при клятвах (Быт. 21сл.) и проклятиях (Числ. 23:1), и «шебуйя» – клятва. Ὄμνυμι соответствует еврейскому «нишба», т.е. тому же глаголу, но в форме «нифал», имеющей возвратное значение в отличие от «кал». «Нишба», следовательно, – «он клялся», в отличие «он клял» или «проклинал». Таким образом, предполагая, что Христос говорил на арамейском языке, можем допустить, что слова Его отличались только по форме и были, следовательно, по значению одинаковы; переводчик же выразил их по-гречески двумя разными глаголами.

Первое впечатление, которое создается при чтении стихов 34–37, заключается в том, что Христос запретил всякую, какую бы то ни было, клятву вовсе и безусловно. Такое впечатление подкрепляется параллельным местом Иак. 5:12, где апостол говорит: «прежде же всего, братия мои, не клянитесь ни небом, ни землею, и никакою другою клятвою (μὴ ὀμνύετε… ἄλλον τινὰ ὄρκον), но да будет у вас: «да, да» и «нет, нет», дабы вам не подпасть осуждению». Так и поняла эти слова Христа древняя Церковь, в смысле абсолютного воздержания от всякой клятвы. Иустин мученик: «Он (Иисус Христос) заповедал нам не клясться вовсе, но говорить всегда истину, в словах: «не клянитесь вовсе» и прочее (буквально приводятся слова 37-го стиха с небольшими различиями)».

Евсевий Кесарийский («Церковная история», VI, 5) рассказывает о мученике Василиде, что его товарищи по какому-то случаю требовали с него клятвы, но он утверждал, что клясться ему никак не позволено, потому что он христианин – и открыто исповедовал это. Исповедание Василида сперва принимали за шутку, но т.к. он твердо стоял на своем, его отвели к судье, который, выслушав то же самое, заключил его в темницу. Через некоторое время Василид был обезглавлен.

Святитель Иоанн Златоуст решительно вооружается против всякой клятвы, говоря, что она позволительна была только для древних, подобно тому, как сосцы позволительны только для детей, а не для взрослых. То, что прилично отроку, неприлично мужу. Одень отрока в одежду взрослого человека – будет и смешно и опасно для него ходить, потому что он часто будет запутываться. Поручи ему производство гражданских дел, поручи торговлю, заставь сеять и жать, – опять будет смешно. «Но как же быть, скажешь ты, если кто-нибудь требует клятвы и даже принуждает к тому? Страх к Богу да будет сильнее всякого принуждения. Если ты станешь представлять такие предлоги, то не сохранишь ни одной заповеди».

Феофилакт: «Клятва, кроме: ей и ни, излишня и есть дело диавола. Но скажешь, неужели и закон Моисея, повелевая клясться, был худ? Узнай, что в то время клятва не составляла худого дела, но после Христа она – дело худое, подобно тому, как обрезываться и вообще иудействовать. Ведь и сосать грудь прилично младенцу, но неприлично мужу».

Евфимий Зигавин: «Пусть, говорит Он (Спаситель), слово ваше удостоверительное, когда что-нибудь утверждаете, будет «да», а когда отрицаете – «нет». И только этими словами пользуйтесь для удостоверения вместо клятвы и не употребляйте ничего другого, кроме «да» и «нет». Лишнее против этого (Спаситель) называет клятвой».

У латинских отцов и церковных писателей встречаем некоторое колебание. Августин, правда, выражается в одном месте столь же категорически против клятвы, как и Иоанн Златоуст: «Господь не хотел, чтобы мы, не произнося клятвы, отступали от истины, а чтобы, произнося клятву в истинном, не приближались к клятвопреступлению». Но Иероним думал несколько иначе. Обращая внимание на то, что Спаситель не запрещал клясться Богом, Иероним говорит: «Кто клянется, тот или почитает, или любит того, кем клянется. В законе дана заповедь, чтобы мы не клялись, разве только Господом Богом нашим (Втор. 6–7)… Обрати внимание на то, что Спаситель здесь не запретил клясться Богом, а небом, землей, Иерусалимом и головой твоей». Впрочем, замечает Иероним, «евангельская истина не обязывает к клятве (non recipit juramentum), так как вся речь бывает правдивою и заменяет клятву (cum omnis sermo fidelis pro jurejurando sit)». По словам Толюка (1856), «только с пятого столетия начали считать отказ от клятвы делом еретическим» (S. 284). И это понятно почему. Сделавшись господствующей, христианская Церковь вступила в ближайшие отношения с гражданской властью и должна была сделать уступку, потому что клятва требовалась для подтверждения верности царям и правителям, а также и в судах. Впоследствии мы встречаемся уже постоянно с многоразличными и интересными обходами положительного закона, данного Христом, в древнейшей Церкви признававшегося почти единогласно.

Правда, и новейшие экзегеты иногда прямо и смело высказываются за незаконность клятвы. Так, немецкий комментатор евангелиста Матфея Мейер говорит: «Христианство, каким оно должно быть по воле Христа, не должно знать никакой клятвы… Присутствие Божие должно быть настолько живо в совести христианина, что его «да» и «нет» и для него самого, и для других в христианском обществе равняются по значению клятве». Но, прибавляет Мейер, клятва бывает, однако, необходима при несовершенном состоянии христианства. Поэтому, например, анабаптисты и квакеры неправильно совсем отвергают клятву, как это сделали Иустин, Ириней, Климент, Ориген, Иоанн Златоуст, Иероним и многие другие. По словам Цана, «Иисус запрещает не только виды ложной клятвы, но и все роды ее».

Однако в среде протестантских и католических ученых раздается много голосов и в защиту клятвы. Указывают на Спасителя, Который Сам не всегда употреблял только «да» (ей) или «нет», но и сопровождал Свои слова более сильными уверениями (аминь и прочее). Когда первосвященник с клятвой потребовал от Него сказать, Он ли Сын Божий, то Он будто бы повторил его клятву в выражении: «ты сказал» (σὺ εἶπας) (Мф. 26:63–64). Апостол Павел не только не учил воздерживаться от клятвы, но и сам произносил ее несколько раз (Рим. 1:9; Флп. 1:8; 1Фес. 2:5, 10; 2Кор. 11:11, 31; Гал. 1:20; 1Кор. 15:31; 2Кор. 1:23; Евр. 6:16–18). Отрицание клятвы в древней Церкви не было безусловным, но находило решительных защитников. Толюк указывает на пример (еретика) Новата (вторая половина III в.), который во время причащения «принуждал бедных людей вместо благодарения клясться, и при этом, держа обеими руками руки приемлющего (дары), дотоле не выпускал их, пока тот не поклялся и не произнес известных слов и проч.» (Евсевий Кесарийский, «Церковная история», VI, 43); и еще на Афанасия Александрийского, который, как ни много избегал клятвы, клялся пред Константином, – и на постановления соборов (против пелагиан).

Отрицание клятвы, говорит Морисон, основывается на неправильном толковании стиха 34, где Спасителем клятва запрещена не абсолютно, а относительно – клятва теми предметами, которые перечисляются дальше.Сам Бог иногда произносил клятву (Пс. 109:4; Иез. 33:11; Евр. 6:13–18), и Ангелы (Откр. 10:6). По природе вещей не может считаться неправильным подъем души к Богу, как Свидетелю, Покровителю, Защитнику истины и Мстителю за ложь. Человек, который находится в общении с Богом, не может освободиться от ссылок на Бога в той или другой форме. Цан, утверждавший, что клятва противна христианству, пишет, что только непонимание стихов 33–37 ведет к мысли, что Христос будто бы запретил клятву по требованию гражданских властей, а вместе с тем и добровольное употребление удостоверительных формул в повседневной жизни. Такое мнение несовместимо с общей целью заповедей с 21-го стиха. Подобно тому как Спаситель воздержался от всякого суждения о том, должна или не должна власть применить смертную казнь, или о том, в каких случаях развод недозволителен или дозволителен, так и теперь Он не сказал о том, что ученики должны буквально исполнять законы, указанные в 33-м стихе. Слова мученика Аполлония (180–185 гг. по Р.X.), который заявил своему судье, что произносить клятву для христианина есть нечто постыдное, и тут же прибавил: «Если ты желаешь, чтобы я поклялся, что мы почитаем императора и молимся за его управление, то я принесу достоверную в этом клятву пред истинным Богом», Цан называет превосходными.

Соблюдая возможное беспристрастие, мы привели доводы pro и contra клятв. Но какой же вывод может сделать читатель из всего вышеизложенного? Тот, что Спаситель не запрещал клятвы, но ограничил слова клятвенные только «ей ей», «ни ни», которые по значению равняются всякой клятве. Этого совершенно достаточно во всякой практике. Этому нисколько не противоречат вышеприведенные цитаты из Посланий апостола Павла и прочее, потому что в словах его нет и следа каких-либо формальных и особенно принудительных клятв, и они являются только простыми удостоверениями, в которых апостол призывает имя Божие. Распространенные клятвенные формулы нисколько не служат бо́льшим и высшим удостоверением истины сравнительно с простыми «да» и «нет». Подробные и распространенные клятвенные формулы, произнесенные или по ошибке, или по недоразумению, или вследствие практической невозможности их исполнять, имели иногда роковые последствия. Вообще же, как видно, в словах Спасителя речь идет о запрещении не клятвы, а только различных клятвенных формул, кроме «ей ей», «ни ни». Защита принудительных и распространенных клятвенных формул, если принять во внимание многочисленные злоупотребления, которые бывают при этом, показывает только, что защитники вращаются среди дел плоти, где «прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, [соблазны,] ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство» (Гал. 5:19–21). И для правительств, и для управляемых, в этой ветхозаветной области, свидетельствующей о продолжении жизни ветхозаветного человека, клятвы необходимы, как и убийства, которые являются противодействием убийствам же. Однако опять повторим, что защитники как распространенных клятв, так и убийств, пусть никогда не говорят, что они стоят на чисто новозаветной почве, совершенно освободились от власти ветхозаветного человека и переступили в новую область, где любовь, «радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22–23). В этой новозаветной области, когда все люди войдут в нее, никаких клятв, кроме простых удостоверений, не требуется и не будет требоваться. Выступая из Ветхого Завета и стремясь к Новому, ветхозаветный человек все менее и менее делается наклонным к убийствам, казням, клятвам и т.п. Наоборот, оставляя новый завет и стремясь к ветхому, новозаветный человек проявляет все бо́льшую и бо́льшую склонность к ним – вследствие понятной практической необходимости, подтверждаемой всякого рода законодательствами.

Первое «да» в 37-м стихе некоторые считают за подлежащее, а второе – за сказуемое. Смысл: пусть «да» ваше будет «да», т.е. истинно в утверждениях, а «нет» будет «нет», т.е. истинно в отрицаниях. Но Цан возражает и считает такой перевод «грамматически недопустимым», потому что ἔστω, как связь, очевидно относится к λόγος, а «да да» и «нет нет» – сказуемые. Поэтому Цан «осмеливается» повторить догадку, что переводчик здесь затемнил смысл оригинала, который, вероятно, гласил; «пусть ваше утверждение будет да, и ваше нет – нет», т.е. пусть ваши «да» и «нет» будут истинными и достойными доверия, а не одновременными «да» и «нет», или сегодня «да», а завтра «нет». Относительно τοῦ πονηροῦ 37-го стиха лучшие толкователи признают, что это средний род единственного числа и, следовательно, здесь понимается не диавол, а вообще злое в мире. Вместо множественного τῶν πονηρῶν поставлено единственное потому, что это грамматически возможно, когда речь идет о коллективных понятиях.

Мф.5:38. Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.

Слова взяты из Исх. 21:24; Лев. 24:20; Втор. 19:21, причем прибавлено только «и», которого нет ни в одном из указанных мест на еврейском языке. Но зато, в сравнении с еврейским, речь сокращенная, пропущено: «руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх. 21:24–25), «перелом за перелом» (Лев. 24:20); «душу за душу… руку за руку, ногу за ногу» (Втор. 19:21). Еврейский текст буквально передан у Семидесяти, и также с пропуском «и». В Ветхом Завете, как и других древних народов, существовал так называемый закон возмездия (у римлян – jus talionis), который применялся не только по суду, но и в отношениях частных лиц. Христос здесь на этот закон и указывает.

Мф.5:39. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую;

Лк. 6 с пропуском слов «не противься злому». Иоанн Златоуст и Феофилакт предполагают, что под «злым» здесь подразумевается диавол, действующий через человека. Феофилакт спрашивает: «Неужели не следует противиться диаволу?» – и отвечает: «Да, но только не нанесением ему ударов, а терпением. Потому что огонь не угашается огнем, а водой. Но не думай, что здесь говорит Спаситель только об ударе по щеке, Он говорит и о всякой другой обиде и вообще просто об опасности». Другие экзегеты под τυ πονηρυ понимают злого человека, и притом в дательном: «не противься злому человеку».

Морисон спрашивает: «Должны ли мы никогда не противиться злому человеку?» – и отвечает: «Да, должны противиться часто и до последней степени. Но это противление никогда не должно быть делом личной мести, а здесь Спаситель именно и говорит о личной мести, и только о ней». По мнению Цана, здесь речь идет о сопротивлении не диаволу и не человеку, а существующему в мире злу, насколько оно обнаруживает пред нами свою силу, т.е. о том, что мы не должны поборать зла злом, потому что сопротивление враждебному нападению на нас, даже в случаях необходимости, постоянно клонится к увеличению сил противника. Под τῷ πονηρῷ, согласно Цану, следует понимать не ὁ πονηρός, что означало бы диавола, а τὸ πονηρόν, потому что Спаситель мог объявить о сопротивлении диаволу, только как о священной обязанности. Это положение Цан доказывает тем, что при ὁ πονηρός (в мужском роде) ставятся обыкновенно, для избегания двусмысленности ἁνήρ (муж), διδάσκαλος (учитель), δοῦλος (раб). Эти толкования, без сомнения, хороши.

Но мы еще лучше поймем, в чем дело, если вообразим, как могли понимать слова Христа стоявшие около Него ученики и простонародье. Они не могли понимать Его слов в каком-нибудь отвлеченно-философском смысле, но, естественно, разумели только какое-нибудь определенное, угрожающее им зло. В чем именно оно заключалось, трудно, конечно, сказать, хотя в дальнейших словах и даются его определения: «ударить в щеку», «судиться», «взять», «принудить» и прочее. Эти четыре определения хорошо характеризуют тогдашнее палестинское зло. Отсюда можно вывести, что «зло», о котором говорит Спаситель, всегда должно быть конкретным, и только таким образом решать вопрос, какому злу следует сопротивляться и какому – нет. Если бы Христос говорил о «мировом зле» и о непротивлении вообще злу, то, несомненно, Его речь была бы слушателям непонятна. Кроме того, они могли бы усматривать в словах Христа и противоречие Его собственным действиям, потому что несомненно, что вся деятельность Христа была противодействием злу. А между тем на указанное противоречие в словах евангелистов мы не встречаем никакого намека. Указывая, что в конкретных случаях не должно противиться злу, Христос в действительности указывает способы не непротивления, а противления злу терпением и кротостью.

У нас отвлеченное учение о непротивлении злу раскрыто особенно гр. Л. Н. Толстым. Главная ошибка этого учения заключается именно в том, что оно отличается отвлеченностью. Хороший разбор этого учения можно найти, между прочим, в книге покойного профессора А.Ф. Гусева «Основные религиозные начала графа Л. Толстого», Казань, 1893, с. 33–108, хотя со всеми заключениями автора и нельзя согласиться. Например, разбираемый текст нельзя переводить так, как переводил его казанский профессор Некрасов, на которого ссылается Гусев: «А Я говорю вам не то, чтобы не уступить злому человеку, а, напротив, кто ударит тебя по правой твоей щеке, подставь тому и другую». Хотя глагол ἀνθίστημι и употребляется иногда в значении prospere cedo ­­ с успехом уступаю, но такое употребление глагола Новому Завету чуждо (см. Лк. 21:15; Деян. 6:10, 13:8; Иак. 4:7; Рим. 9:19, 13:2; Гал. 2:11; Еф. 6:13; 2Тим. 3:8, 4:15).

Кратко же и ясно принципиальное учение Спасителя можно выразить так: кто обижает, тот совершает грех; если кто противится обижающему, тот совершает такой же грех, как и он, потому что хочет его обидеть. Кто не противится, тот свободен от греха и, следовательно, оправдывается Богом. Это должно иметь и всегда имеет огромное практическое значение, потому что в таких случаях Сам Бог является мстителем виновных и защитником невинных и побеждает зло, с которым отдельному человеку бороться трудно или невозможно. Такова, по-видимому, главная мысль последних предложений 39-го стиха и следующих.

Мф.5:40. и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду;

Ср. Лк. 6:29. Толкователи согласны с тем, что под χιτών понимается нижняя одежда, хитон, рубашка; под ἱμάτιον – верхняя, плащ и т.п. Общая мысль та же, как и в предыдущем стихе.

Мф.5:41. и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два.

Смысл стиха понятен и не требует объяснения. Нужно объяснить только слово ἀγγαρεύσει («принудит тебя идти»). Слово это происходит от персидского, которое греки выразили через ἀγγαρος, в ионийском диалекте ἀγγαρήιος, курьер. Оно перешло в еврейский, греческий и латинский языки (Vulgatä: angariaverit). Эти курьеры были заведены Киром и несли род почтовой и транспортной службы, принудительно требуя на станциях преимущественно людей и вьючных животных (Геродот, «История», VIII, 98). Глагол ἀγγαρεύω встречается у Иосифа Флавия («Иудейские древности», XIII, 2–3 – ἀγγαρεύεσθαι τὰ Ἰουδαίων ὑποζύγια), у Эпиктета (Dissertationes, IV, 1, 79 – ἂν δὲ ἀγγαρεία ᾖ καὶ στρατιώτης ἐπλάβηται, ἄφες, μὴ ἀντίτεινε μηδὶ γόγγυζε). Отсюда делается понятным выражение: «кто принудит тебя идти с ним одно поприще». Числительные «одно» и дальнейшее «два» не следует считать точно определенными. Смысл: делай больше, чем сколько тебя принуждают.

«Поприще» в точном значении равно римской миле (греч. μίλιον), которая, согласно Гольцману, равняется 1000 шагов, или 8 стадий, или 1472 метра.

Просмотры (62)

Апостола Павла послание к римлянам

Рим. 1:28-32, 2:1-9

Толкование на Рим. 1:28-32, 2:1-9 Феофилакта Болгарского, архиепископа Охридского

Рим.1:28. И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму – делать непотребства,

Вот в третий раз повторяет ту же мысль и употребляет то же слово, говоря: «предал». Причиною того, что они оставлены Богом, везде представляет нечестие людей, как и теперь поступает. «И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их» страсти. Оскорбление, говорит, причиненное ими Богу, было не грехом неведения, но намеренным. Ибо не сказал: поскольку не познали, но говорит: «и как они не заботились», то есть решили не иметь Бога в разуме и добровольно избрали нечестие. Значит, грехи их суть грехи не плоти, как утверждают некоторые еретики, но неправильных суждений. Сначала они отвергли познание Бога, а потом уже Бог попустил им вдаться в превратный ум. Чтобы лучше истолковать выражение «предал их Бог», некоторые из отцов воспользовались прекрасным примером. Они рассуждают: когда кто-нибудь, не желая видеть солнце, закрывает глаза и потом падает в яму, мы говорим, что не солнце, которого он не видит, ввергло его в яму, что человек упал в яму не от того, будто солнце ввергло его туда в сердцах, но от того, что оно не осветило его глаз. А почему оно не осветило его глаз? Потому что он закрыл глаза. Так и Бог предал их постыдным страстям. Почему? Потому что люди не познали Его. А они почему не познали Его? Потому что не рассудили и не решили познать Его.

Рим.1:29. так что они исполнены всякой неправды.

Заметь, как усиливает речь; называет их исполненными и притом «всякой» неправды, то есть достигшими крайней степени всякого порока. Потом исчисляет и виды порока.

 блуда,

Именем «блуда» обозначает всякую вообще нечистоту.

 лукавства,

Это коварство против ближнего.

 корыстолюбия,

Это – вожделение имений.

 злобы,

Это – злопамятство.

 исполненных зависти, убийства,

Убийство всегда происходит от зависти. Так Авель убит по зависти. И Иосифа хотели убить по зависти же.

 распрей, обмана,

От зависти происходят и распри и обман на погибель тому, кому завидуют.

 злонравия.

Глубоко скрытая злоба, забытая по какой-то доброте.

Рим.1:30. злоречивы,

Тайные наушники.

 клеветники,

Явные поносители.

 богоненавистники,

Ненавидящие Бога, или ненавидимые Богом.

 обидчики, самохвалы, горды,

Восходит к твердыне зол. Ибо если гордящийся добрым делом губит его гордостью; то во сколько более губит он его, когда делает зло? Такой человек не способен раскаяться. Знай же, что величавость есть презрение Бога, а гордость – презрение людей, от которого рождается оскорбление; ибо презирающий людей оскорбляет и попирает всех. Гордость по природе предшествует оскорблению; но нам сначала становится явным оскорбление, а потом уже делается известною мать его – гордость.

 изобретательны на зло,

Ибо не довольствовались сделанным прежде злом: откуда опять видно, что грешили не по увлечению, но намеренно и по собственному расположению.

 непослушны родителям,

И против самой природы, говорит, восстали.

Рим.1:31. безрассудны,

И справедливо. Ибо могли ли понять что-нибудь те, которые не слушались родителей?

 вероломны,

То есть не устойчивы в договорах.

 нелюбовны, непримиримы, немилостивы.

Корень всех зол есть самое охлаждение любви: ибо отсюда происходит, что один с другим не мирится, один другого не любит, один другого не милует. Об этом и Христос сказал: «по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь» (Мф.24:12). Сама природа соединяет нас друг с другом, как и прочих животных; но люди не поняли этого.

Рим.1:32. Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют.

Доказав, что язычники исполнились всякого порока от того, что не захотели познать Бога, теперь доказывает, что они не заслуживают извинения. Они не могут сказать: мы не знали добра; ибо знали, что Бог правосуден. Значит, они делают зло добровольно, и, что еще хуже, одобряют делающих оное, то есть покровительствуют злу: каковая болезнь неисцелима.

Евангелие по Матфею

Мф. 5:27-32

Толкование на Мф. 5:27-32 святителя  Иоанна Златоуста

Просмотры (31)

Апостола Павла послание к римлянам

Рим. 1:18-27

Толкование на Рим. 1:18-27 Феофилакта Болгарского, архиепископа Охридского

Рим.1:18. Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою.

Начав с того, что доставляет большие «блага», и сказав, что правда Божия открывается чрез благовестие, употребляет теперь выражения, которые могут устрашить, ибо знал, что большая часть людей привлекается к добродетели страхом. Так и Господь Иисус, говоря о Царствии, говорит и о геенне. И пророки сначала предлагают обетования, а потом угрозы. Ибо первое есть дело предваряющей воли Божией, а последнее – следствие нашего нерадения. Обрати внимание на порядок речи: пришел – говорит – Христос и принес тебе оправдание и прощение; если не примешь их, то открывается гнев Божий с неба, очевидно, во время второго пришествия. И теперь мы испытываем гнев Божий, но к исправлению, а тогда – только к наказанию. И теперь мы во многом думаем видеть обиду от людей, а тогда ясно будет, что наказание от Бога на всякое нечестие. Истинное служение и благочестие одно, а нечестие многообразно, поэтому и сказал: «всякое нечестие», так как оно имеет много путей, «и неправду человеков». Нечестие и неправда не одно и то же. То бывает против Бога, а эта – против людей, и притом первое есть грех созерцательный, а последняя – деятельный. И неправда имеет много путей; ибо ближнего обижает кто-нибудь или в имении, или в жене, или в чести. Впрочем, некоторые утверждают, что Павел и под неправдою разумеет учение. А что значит «подавляющих истину неправдою», выслушай. Истина, или ведение о Боге, вложена в людей при самом рождении их; но эту истину и ведение язычники подавляли неправдой, то есть оскорбили, поступая против сообщенного им, приписав славу Божию идолам. Представь человека, получившего деньги для издержек на славу царя. Если бы он издержал их на воров и блудниц, то по справедливости был бы назван оскорбителем славы царя. Так и язычники подавляли неправдой, то есть скрыли и несправедливо затмили славу Бога и ведение о Нем, употребив их не так, как следовало употребить.

Рим.1:19. Ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им.

Рим.1:20. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы, так что они безответны.

Так оказалось на деле. Бог сотворил мир не для того, чтобы они были безответны; но так случилось на деле. Заметь эту особенность Писания и не порицай ее. В нем во многих местах встречаются такие выражения, для объяснения которых надобно отыскивать причину упоминаемого в нем в опыте. Так Давид говорит: «и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоем» (Пс.50:6). Выражение это кажется странным; но оно не таково. В нем высказывается следующее: облагодетельствованный Тобою, Господи, паче всякого чаяния, я согрешил пред Тобою; от этого и произошло, что если Ты предъявишь Свои права против меня на суде, то победишь. Значит, Бог оправдывается из действий наших, когда мы оказываемся неблагодарными к Нему за полученные от Него благодеяния и не имеем ничего в извинение себя. Не имеют, значит, никакого извинения и язычники; ибо они, познав Бога из творения, не прославили Его, как должно, но подобающее Ему почитание воздали идолам.

Рим.1:21. Но как они, познав Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили.

Выше сказал, что язычники оскорбили ведение о Боге, употребив его не так, как следовало. Из чего же видно, что они имели это ведение, об этом говорит теперь: «ибо, что можно знать о Боге, явно для них». Затем и это доказывает, говоря, что о Создателе возвещает благоустройство творений, как и Давид говорит: «небеса проповедуют славу Божию» (Пс.18:2). А что именно можно знать о Боге, познай из следующего. О Боге иного нельзя знать, именно сущности Его, а иное можно знать, это – все, относящееся к сущности, то есть благость, мудрость, сила, Божественность или величество, что и называет Павел «невидимым Его», но чрез рассматривание тварей видимых. Таким образом, апостол показал язычникам, что можно знать о Боге, то есть все, касающееся Его сущности, что для чувственных очей невидимо, но умом может быть познано из благоустройства творений. Некоторые под «невидимым» разумеют здесь ангелов; но такое разумение, по моему мнению, неверно. Один же из отцов высказал, что «вечная сила» есть Сын, а «Божество» Дух Святый.

 Но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце;

Рим.1:22. называя себя мудрыми, обезумели.

Представляет причину, по которой они впали в такое безумие. Во всем, говорит, положились на свои умствования, и, желая найти Неописуемого в образах и Бестелесного в телах, оказались безуспешными, не могущими достигнуть цели посредством умствований. Неразумным называет сердце их потому, что они не хотели познавать все верою. Отчего же дошли они до такого заблуждения, что во всем положились на свои умствования? Оттого, что воображали себя мудрыми, почему и обезумели. Ибо есть ли что безумнее поклонения камням и деревьям?

Рим.1:23. И славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся.

Изменяющий, прежде нежели изменить, имеет у себя нечто другое. Имели, значит, и они ведение, но погубили оное, и, пожелав иметь нечто другое вместо того, что имели, потеряли и то, что имели. Воздали же славу нетленного Бога не человеку, но образу тленного человека, и, что хуже этого, низошли до пресмыкающихся, даже до их образов. До такой степени обезумели они! Познание, какое надлежало иметь о Существе, без сравнения превосходящем все, они приложили к предмету, без сравнения презреннейшему всего. А «славу» Божию составляет то, чтобы познавать, что Бог все сотворил, обо всем промышляет, и прочее, приличное Ему. Кто же именно погрешил в сказанном? Мудрейшие, египтяне; ибо они почитали даже изображения пресмыкающихся.

Рим.1:24. то и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так что они сквернили сами свои тела.

Рим.1:25. Они заменили истину Божию ложью, и поклонялись, и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки, аминь.

Слово «предал» употреблено вместо «попустил», подобно тому, как врач, пользующий больного, видя, что он небрежет о диете и не слушается его, предает его в большую болезнь, то есть оставляет его и попускает ему следовать собственной воле и таким образом не освобождаться от болезни. Некоторые, впрочем, выражение «предал их Бог» разумели так: предал их обиде и дерзости, причиненным ими Богу, подобно тому, как говорим: такого-то погубили деньги, тогда как деньги не губят, но злоупотребление ими, или: Саула развратило царство, то есть злоупотребление царством. Итак, язычники преданы нечистоте собственным непотребством, так что не было надобности в других, которые бы оскорбляли их, но они сами причинили себе оскорбление; ибо таковы нечистые страсти те. За что же преданы они нечистоте? За то, что оскорбили Бога; ибо кто не хочет знать Бога, тот тотчас развращается и в нравственности, как и Давид говорит: «сказал безумец в сердце своем: нет Бога», потом: «они развратились и совершили гнусные дела» (Пс.13:1). Они изменили то, что по истине принадлежало Богу, и приложили это к ложным богам. «Поклонялись» (ἐσεβάσθησαν) поставлено вместо: воздавали честь (ἐτίμησαν). И «служили» (ἐλάτρευσαν) – вместо: оказывали служение делами; ибо λατρεία означает честь, оказываемую на деле. Не просто сказал: «поклонялись и служили твари», но «вместо Творца», – увеличивая вину сравнением. Несмотря на то, говорит, Бог «благословен во веки», то есть ни мало не потерпел вреда от того, что они оскорбили Его, но есть благословен во веки, – непоколебимо и несомненно; ибо это значит «аминь».

Рим.1:26. Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным;

Рим.1:27. подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение.

Опять говорит, что Бог «предал их страстям», потому что они служили твари. Как в учении о Боге они развратились, оставив руководство творения, так и в жизни сделались гнусны, оставив удовольствие естественное (которое всего удобнее и приятнее) и предавшись удовольствию противоестественному (которое всего затруднительнее и неприятнее). Это означает слово «заменили», которое, показывает, что они оставили то, что имели, и избрали иное. Итак, великим обвинителем того и другого пола представляет природу, которую они преступили. Высказав сокровенно о женщинах нечто постыдное и такое, что непристойно высказать ясно, говорит и о мужчинах, что они «разжигались похотью друг на друга», показывая, что они предались сладострастию и неистовой любви. Не сказал же: вожделение «делая», но: «срам», показывая, что они поругали природу, а «разжигались похотью» сказал с той целью, чтобы кто не подумал, будто болезнью их было одно вожделение. «Делая срам». То есть ревностно предавались нечистоте, совершая ее на самом деле, и получали возмездие за отступление от Бога и идолопоклонническое заблуждение в этом самом сраме и в этом самом удовольствии, имея в нем, как противоестественном и полном нечистоты, наказание для себя. А говорит это Павел потому, что нельзя еще было убедить их в существовании геенны. Если, говорит, не веришь учению о геенне, то верь тому, что наказание для них заключается в самой нечистой деятельности.

Евангелие по Матфею

Мф. 5:20-26

Толкование на Мф. 5:20-26 профессора  Александра  Павловича  Лопухина

Мф.5:20. Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное.

(О фарисеях сказано в комментариях к Мф. 3:7.)

Книжниками называются лица, занимавшиеся изучением Священного Писания, «ученые» (homines literati), по-еврейски – «соферим». Так как они занимались изучением закона, то назывались еще законниками или учителями закона. Иосиф называет их толкователями отеческих законов, софистами и священнокнижниками (ἱερογραμματεῖς). Им давались еще почетные названия раввинов. Это были люди, ведавшие тогдашнее книжное дело, до писания частных писем включительно. В народе книжники пользовались большим влиянием.

Что касается смысла стиха, то он, очевидно, заключается в том, что здесь разумеется исполнение книжниками только одного ветхозаветного закона, только одной ветхозаветной правды (δικαιοσύνη), без присоединения таких действий, которые свидетельствовали бы об исполнении, указанном Христом. Ветхозаветный закон не отменяется учением Христа. Но если он исполняется, выражаясь грубо, без добавлений, сделанных Им, то такое исполнение закона, свойственное книжникам и фарисеям, следует считать недостаточным, несовершенным, механическим, неосмысленным, неразумным и даже безнравственным. Ученики Христа должны превосходить книжников и фарисеев в исполнении закона. Если ученики не сделают этого, то не войдут в Царство Небесное. Таким образом, закон и его исполнение – это должно быть свойственно ученикам. Или только закон, или же закон без его исполнения, – это свойственно книжникам и фарисеям.

Мф.5:21. Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду.

Речь начинается выражением: «вы слышали». Следует обратить внимание, что Христос не говорит: вы читали. Таково же и дальнейшее выражение: «сказано» (ἐρρήθη), но не «написано» (γέγραπται). Такие выражения избраны с очевидным намерением как можно больше упростить речь и приспособить ее к пониманию простого народа. Если бы Христос сказал: вы читали, то это было бы фактически неверно, потому что толпа в общем состояла из лиц неграмотных или недостаточно грамотных. Но Священное Писание читалось тогда в еврейских синагогах, и народ мог это чтение слушать. Он слышал, что было сказано «древним». Об этом последнем слове было много споров, потому что грамматически можно понимать: и древним (дательный падеж) и древними (творительный падеж). В настоящее время едва ли не все толкователи принимают, что здесь дательный падеж не в смысле творительного, что преимущественно видно из противоположений, встречающихся в стихах 21, 22, 27, 28 – «а Я говорю вам». Далее, против понимания τοῖς ἀρχαίοις в смысле ὑπὸ τῶν ἀρχαίων говорит то, что такое употребление дательного падежа чуждо Матфею и в Новом Завете очень редко (Гольцман [1901], Цан [1905]). Возражения, что τοῖς ἀρχαίοις противо­полагается не «вам», а местоимению «Я» («древними» сказано было, а Я и проч.), что Христос в дальнейших выражениях имеет в виду толкование закона, данное книжниками, а не тот закон, какой был дан Богом через Моисея, и что формула Христа соответствовала подобной же формуле, употреблявшейся тогда раввинами, нельзя считать сильными. Конечно, с таким или иным переводом ἀρχαίοις смысл изменяется. Если мы будем переводить: «сказано древним», то это будет означать, что сказано Самим Богом через Моисея древним евреям. Если – «сказано древними», то это будет значить, что речения древних могли не иметь или не имели божественной санкции и были прибавкой к ветхозаветному закону, или его толкованием, сделанным на основании человеческого авторитета. Но в последнем случае Христос едва ли употребил бы о книжниках слово «древние», потому что они появились со своими толкованиями незадолго до Христа, – хотя и нужно сказать, что словом «древние» в Новом Завете обозначаются не только давно прошедшие времена и обстоятельства (ср. 2Кор. 5:17; 2Пет. 2:5; Откр. 12:9), но иногда оно употребляется и о недавних лицах и событиях (Деян. 15:7, 21:16).

Заповедь «не убивай» повторена в законе несколько раз (Исх. 20:13, 21:12; Лев. 24:17; Втор. 5:17, 17:8) в различных выражениях, но слов: «кто же убьет, подлежит суду», буквально не встречается в законе, если только не относить сюда Втор. 17:8. Можно думать, что здесь Спаситель или кратко изложил последнее из указанных мест, или же указал на толкование, которое присоединяли к заповеди «не убий» книжники. Цан решительно высказывается за последнее, говоря: «С этим (т.е. с заповедью «не убий») книжники связывали не присоединенное в десятословии и вообще не встречающееся буквально в законе определение, по которому нарушивший заповедь «не убий» должен подлежать суду, и судья должен был требовать у него ответа». Такое определение, если оно сделано книжниками, конечно, нисколько не противоречило ни букве, ни духу ветхозаветного закона. Для выяснения дальнейшей речи Христа, прежде всего заметим, что заповедь «не убий», несомненно, относилась только к людям, а не к животным (милость к которым, однако, требовалась), что исполнение ее в Ветхом Завете, по мнению некоторых экзегетов, не требовалось с решительной строгостью, и вообще она, следовательно, не имела абсолютного и непреложного значения. Такое толкование основывается на том, что, как говорится во многих местах Ветхого Завета, казни происходили по повелению Божию (Агаг и Самуил, жрецы Ваала и Астарты и Илия и проч.). Не отрицались, конечно, убийства и на войне. Но, с другой стороны, Каин за убийство Авеля, Давид – Урии наказаны были строго. Отсюда выводили, что в Ветхом Завете убийства разделялись на легальные и нелегальные, и только за последние виновные должны были подлежать и подлежали ответственности. Но если бы согласиться с таким толкованием, то следовало бы, однако, признать, что заповедь «не убий» не была дана для того, чтобы ее нарушать, и что она сохраняла свою силу для всевозможных случаев, а ее категорическое выражение должно было постоянно проливать свет на тогдашние мрачные житейские отношения. Таким образом, если были в Ветхом Завете нарушения этой заповеди, то не потому, что это было легально, а вследствие «жестокосердия», или же той или иной практической необходимости. Другими словами, заповедь была свята и непреложна и была законом, но нарушения ее вследствие тех или иных причин допускались, и собственно эти нарушения, а не что-либо другое были нелегальными, если обращать внимание на причины нарушений, которые заключались в поведении самих наказываемых, а не тех, которые их наказывали.

Слово «суду» употреблено, по-видимому, только в общем смысле, и потому нет надобности распространяться и о том, что это был за суд.

Мф.5:22. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной.

«А Я говорю вам» – противоположение предыдущей речи: «сказано древним». По принятому выше толкованию сказано Богом через Моисея. Если бы Спаситель сказал: «Бог не велел убивать, а Я говорю вам – убивайте», то в Его словах содержалось бы полное опровержение ветхозаветной заповеди и полное противоречие слову Божию. Значит, противоположение здесь только словесное и не относится к существу самой заповеди. Так же, как и Бог через Моисея, Спаситель запрещает убийство, но еще с большей категоричностью, устраняя сами причины, от которых зависели и зависят убийства. В Ветхом Завете создавались препятствия факту убийства, но не обращалось внимания на его внутренние причины. Люди должны были воздерживаться от убийств не только вследствие заповеди, но и из боязни подвергнуться суду. Спаситель переносит дело, так сказать, с внешнего двора во внутренний – в сердце человека. Для понимания смысла этих слов опять нужно прежде всего иметь в виду людей, которым говорил Христос. Не думаем, чтобы около Него были члены синедриона или местного суда, которым принадлежали решения о смертной казни, или же какие бы то ни были правители, начальники, судьи, которые «носят меч». Но если они даже и были, то, конечно, не носили никаких знаков присвоенных им гражданских достоинств или обязанностей, смешиваясь с толпой и ничем от нее не отличаясь.

Поэтому во всей Своей Нагорной проповеди Христос, очевидно, не обращает внимания ни на каких начальников, а говорит только простому народу, который мог понимать Его слова не иначе как исключительно в буквальном смысле. Так как главной причиной обыкновенных убийств в человеческом обществе всегда был, есть и будет гнев на брата, то в Новом Завете запрещаются не только сами убийства, но и гнев, от которого они происходят. При этом замечательно, что, так сказать, область гнева здесь ограничивается только отношениями к «брату», но ничего не говорится о гневе на врага или даже ближнего. Почему избрано именно слово «брата», а не какое-нибудь другое? Хотел ли Христос сказать, что гнев недозволителен только по отношению к брату и вполне уместен по отношению ко всем другим людям, нашим врагам и вообще не стоя́щих к нам в каких-либо особенно близких отношениях? Или слово «брат» следует принимать в обширном смысле – всех людей вообще? Ἀδελφός употребляется в Новом Завете весьма часто – для обозначения братства по рождению и братства в духовном смысле. В рассматриваемом стихе нужно понимать значение «брат» в смысле и кровного брата, и согражданина, и человека вообще (quivis alius homo – Mitmensch). Так, по крайней мере, думают Гримм и Кремер. Но, толкуя слово «брат» в этом именно смысле, мы должны признать, что, по мысли Христа, воспрещается не только убийство братом брата или человеком человека, но даже и гнев одного человека на другого. Т.е., другими словами, на основании заповеди Христа мы должны отрицать всякого рода и всевозможные убийства. Так именно, но не иначе, и могли понять речь Христа собравшиеся к Нему люди. Они не были людьми «официальными» в нашем смысле и потому никакого поучения для себя относительно «официальных» убийств из речи Христа не могли извлечь.

Продолжая толкование и отдаляясь от толпы, мы и здесь тотчас вступаем в область отвлеченностей. Но мы должны всегда помнить, что понятия «официальное» и «неофициальное» придуманы людьми. Пред Христом же все люди равны и никаких подобных различий не существует. Пред Ним вся область «официального» сглаживается и все «официальные» люди должны смешаться с окружающей Христа толпой, если хотят слушать и понимать Его речь. Отсюда ясный вывод, что никаких официальных убийств, убийств на войне или казней преступников, согласно учению Христа, не должно быть. Это закон. Все остальное – отступление от закона.

Но тогда возникают дальнейшие вопросы: как же поступать, когда на нас нападают неприятели, – следует ли на них также идти войной и убивать? Как поступать, если убийство требуется, например, в целях защиты при нападениях разбойников, которых если не убить, то они сами совершат много убийств, и притом лиц совершенно невинных и беззащитных? Можно ли оправдать убийства на войне и вообще в целях защиты? Можно, и именно так же, как они оправдывались в Ветхом Завете при существовании ясной, категорической и непреложной заповеди «не убий». В Ветхом Завете дана была эта заповедь, которая, собственно, направлена была против ветхого человека с его похотями, и, однако, «ветхозаветный» человек существовал. В Новом Завете была дана новая заповедь, которая дополняла ветхозаветную. Но это отнюдь не значит, что как только дана была новозаветная заповедь, так ветхозаветный человек тотчас и прекратил свое существование. Он существовал после Христа, существует и теперь. Мысль Нового Завета – изгнание и обезоружение ветхого человека, и эта цель постоянно достигается. Но это очень медленный процесс. Когда все люди сделаются новозаветными, тогда, конечно, не будет никакой надобности ни в войнах, ни в смертных казнях преступников. Но пока продолжается Ветхий Завет и живет ветхозаветный человек, войны и смертные казни являются делом практической необходимости, хотя и бывают отступлением от закона. Нужно только всегда и непременно помнить, что, защищая войны и смертные казни, как защитники их, так и преступники, которых они убивают, ни в каком случае не вращаются в сфере чисто новозаветных понятий, а ведут все свои рассуждения только на ветхозаветной почве. Будучи сами ветхими людьми, они борются по необходимости с ветхозаветным человеком и очень часто при этом совершенно забывают о свете, данном в ветхозаветной заповеди – «не убий», и об учении, данном Христом.

Слово «напрасно» служит обыкновенно для оправдания ненапрасного гнева. Но «напрасно» нет в Синайском и Ватиканском кодексах, оно опущено Тишендорфом, Весткотом и Хортом. В некоторых кодексах, замечает Иероним, добавляется «напрасно» (sine causa), но в большинстве кодексов – мысль определенная, и гнев совершенно уничтожается, когда Писание говорит: «гневающийся на брата своего» (т.е. без добавления: «напрасно»). Ибо если нам заповедуется бьющему нас подставлять другую щеку, любить врагов наших и молиться за гонителей, то всякий повод к гневу прекращается. Следовательно, «напрасно» нужно выпустить, потому что «гнев человека не творит правды Божией» (Иак. 1:20). Ориген говорил, что некоторые некстати (μὴ καλιῶς) присоединяют в Евангелии εἰκῇ, думая, что в некоторых случаях возможен разумный гнев. Слово «напрасно» выпускают Василий Великий и Афанасий Александрийский (не Ириней, Иустин, Евсевий, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст и др.). Впрочем, Евфимий Зигавин говорит, что «присоединив εἰκῇ, Спаситель устранил не всякий гнев, а только неблаговременный. Потому что благовременный гнев полезен. Последний бывает против поступающих вопреки заповедям Божиим, когда не для мщения, а для пользы худо живущих, из любви и человеколюбия предаешься гневу с должным благоприличием». Мы согласны с тем, что при опущении слова «напрасно», т.е. при понимании изречения Спасителя в абсолютном смысле, трудно объяснить «гнев» Спасителя (Мк. 3:5). Но слово ὀργή, приложенное к Нему, не имеет, по-видимому, того смысла, какой оно имеет в рассматриваемом стихе. Выражение последнего находится в прямом соответствии с 21-м стихом. Там подлежит суду тот, кто убивает (не сказано – напрасно), здесь – кто гневается на брата и расположен вследствие этого к убийству. Гневающийся подлежит суду, но не во всех, конечно, случаях. В дальнейших выражениях содержится указание на различные степени гневного состояния, которые именно предосудительны. ´όργιζόμενος подразумевает продолжительный, но более скрытый, затаенный гнев, который может вести к убийству, не выражаясь в каких-либо поступках или словах.

Гневное состояние затем выражается в произнесении «рака», словесном оскорблении или оскорблениях. Слово «рака» объяснялось различно. Златоуст считает его выражением незначительного гнева, скорее – презрения и пренебрежения. Это слово, согласно Златоусту, на сирийском языке равнозначно «ты». Августин считает более вероятным, что это слово не означает чего-нибудь (определенного), но выражает движение разгневанного духа, и относит слово «рака» к гневным восклицаниям. Феофилакт и Евфимий Зигавин согласны со Златоустом. Иероним полагает, что слово равнозначно еврейскому «рака», которое значит «пустой», безмозглый. Морисон считает слово до настоящего времени не разъясненным. Производство «рака» от арамейского «река», или «рейка» «пустой», представляет лингвистические затруднения. Можно принять только то, что этим словом, которое сходно с несколькими еврейскими и арамейскими выражениями, обозначается вообще презрение, неуважение, оплевание и т.п., хотя точный смысл его неизвестен.

Слово μωρέ, выражающее, как видно из ответственности, уже сильный, непримиримый гнев, сближали с еврейским словом «море» (וּמוֹרֶה – унизительный; или непокорный, строптивый – Втор. 21:18), но неудачно. Это греческое слово, соответствующее еврейскому «навал», и означает «глупый». Между «рака» и μωρέ трудно установить точное различие. Мнение Цана, что Иисус Христос здесь хочет наказать раввинов подражанием их методу и что для Христа служили здесь образцом казуистические раввинские различения и рассуждения, встречающиеся во множестве почти в каждом трактате Мишны, едва ли может быть принято. В настоящем случае смысл слова, который сам по себе темен, можно определить, только если мы обратим внимание на большую ответственность, которая указывается Христом, за произнесение этого слова. Из этой ответственности ясно, что μωρέ не значит просто «глупый» и не равно слову «рака», но означает что-то другое, потому что в противном случае не было бы надобности выделять это преступление из общей подсудности человеческим учреждениям. Но каково именно точное значение μωρέ, трудно сказать. Лучшее объяснение этого слова и следующего за ним наказания в том, что здесь разумеется гнев на брата за его религиозные мнения, который, само собой разумеется, уже не подлежит светскому суду. Подтверждение этого находят в факте, что μωρέ ­­ еврейскому «навал», а это последнее употреблено во Втор. 32:21; Пс. 13:1, 52:2; Иов. 2:10, 30(ср. 1Цар. 25:3, 25) для обозначения преимущественно религиозных заблуждений. Что касается слов: «суду», «синедриону», «геенне огненной», то в этом стихе они имеют, несомненно, более определенное значение, чем в предыдущем, и указывают на низший суд, состоявший из 3 судей в местечках с населением около 120 человек, на суд из 23 – где население превышало 120 человек, и на высшее судилище – синедрион из 71 (по Шюреру), бывший в Иерусалиме. Слово «геенна» указывает на место, бывшее на юге от Иерусалима, где совершалось служение Молоху (2Пар. 28:3, 33:6; Иер. 7:31, 19:2–6 и др.). Иосия «осквернил Тофет, что на долине сыновей Еннома, чтобы никто не проводил сына своего и дочери своей чрез огонь Молоху» (4Цар. 23:10). Сюда бросались трупы преступников, животных и всякие нечистоты. Для уничтожения запаха и разлагающихся предметов там разводили огонь. Это место сделалось образом для обозначения загробных мучений. Слово «геенна» встречается несколько раз у Матфея, Марка, Луки и в послании Иакова (Иак. 3:6).

Мф.5:23. Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя,

Мф.5:24. оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой.

Обращаясь к слушателям, Спаситель в предыдущем стихе говорил об их собственном гневе, который служит к нарушению мира. Теперь Он говорит о гневе со стороны брата, и этот гнев также должен быть прекращаем. Существование храма и жертв в словах Спасителя необходимо предполагается, т.е. слова были сказаны (а Евангелие написано) до разрушения храма Иерусалимского, иначе такая речь была бы невозможна. Многие приносили в храме различные жертвы, которые были тогда высшим выражением служения Богу и богопочтения. Если кто-нибудь принесет какой-нибудь дар для храма и, присутствуя сам в храме, вспомнит, что брат его гневается на него, то должен оставить дар свой пред жертвенником, возвратиться назад и примириться с братом своим. Толкуя эти стихи, святитель Иоанн Златоуст восклицает: «О, благость! О, неизреченное человеколюбие! Господь повелевает, чтобы поклонение Ему оставлялось вследствие требований любви к ближнему… Пусть, говорит Он, прервется служение Мне, только бы сохранилась твоя любовь, потому что и то – жертва, когда кто примиряется с братом. Потому-то Он не говорит: примирись по принесении или прежде принесения дара, но посылает примириться с братом, когда дар лежит пред жертвенником и жертвоприношение уже начато». Ничто не препятствует буквально исполнять эти прекрасные слова и прекрасное толкование в практической жизни. Слово κάκεῖ в выражении «там вспомнишь» значится в важнейших кодексах, принято в recepta, у Тишендорфа и Весткота и Хорта, но выпущено более чем в 50 курсивных. Пишется и κἀκεῖ и καὶ ἐκεῖ. Глагол «примириться» (διαλλάττεσθαι) встречается в Новом Завете только здесь.

Мф.5:25.  Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу;

Повторяется мысль 24-го стиха о скорейшем, немедленном примирении, но дело рассматривается с несколько иных сторон. Кто вынуждается идти к судье, тот пусть мирится с соперником своим скорее, на самой дороге, которая ведет в суд. Слово «соперник» (ἀντίδικος) толковалось различно. Под соперником, по словам Августина, можно здесь понимать «или диавола, или человека, или плоть, или Бога, или заповедь Его. Но я, – говорит Августин, – не вижу, каким образом можно благоволить диаволу или примиряться с ним, ибо где благоволение, там и дружба; нельзя никому говорить, что следует заключать дружбу с диаволом, неудобно вступать с ним и в соглашение. Поэтому, – продолжает Августин, – остается только одно – понимать под соперником заповедь Божию, которая противится желающим грешить».

Другие понимали под соперником диавола, и эта мысль была, можно сказать, общепринятой в древней Церкви и у древних толкователей. Основанием для такого толкования служило 1Пет. 5:8, где сказано: «противник» (ἀντίδικος) «ваш диавол». Но все указанные толкования основываются на очевидном недоразумении, потому что ἀντίδικος и по употреблению в Ветхом Завете, и у классиков просто означает человека, который желает судиться или судится с другим, по-нашему «истец» и «ответчик» – оба эти лица называются ἀντίδικος, хотя в 25-м стихе слово это употреблено, очевидно, в смысле «истец». Неправильно понимать здесь и «судей» (свт. Иоанн Златоуст), потому что каким образом с ними можно было бы мириться на дороге в суд? Практические советы, какие преподает здесь Златоуст, очень хороши: «До тех пор пока ты не взошел в суд, ты полный господин над собой, но как скоро переступишь за его порог, ты уже подневольный другого, и сколько бы ни усиливался, не можешь уже располагать собой, как хочешь». Разночтения в этом стихе не имеют особенной важности.

Мф.5:26. истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта.

Смысл речи в том, что если человек не примиряется со своим соперником и доводит дело до суда, то должен подвергнуться судебной каре и выплатить весь долг. Отсюда видно, как бывает необходимо заблаговременное примирение. Кодрант была мелкая римская монета, которая упоминается в Новом Завете только два раза (еще Мк. 12:42), латинский quadrans ­­ 1/4 аса или ассария ­­ 2-м лептам ­­ почти немецкому пфеннингу и старой русской полушке (1/4 копейки). Это была самая маленькая медная монета времен Римской империи.

Просмотры (77)