Об одном блокадном чуде зимой 1943го

Зима 1942–1943 годов. Фотография С. Н. Струнникова

Ко дню полного снятия блокады Ленинграда публикуем главу из книги Ирины Ярошенко «На нехоженых путях», в которой повествуется о чуде, произошедшем в блокадном городе зимой 1943 года в семье двенадцатилетнего Юры Филаретова — человека, стараниями которого впоследствии и был воздвигнут храм святителя Николая на станции Предпортовая.

Повесть основана на реальных событиях, имена и даты сохранены.

  1. Не оставив следов

Шла бесконечная зима 43-ого. Холод и мучительная боль в животе сковывали все тело. Отец погиб на фронте, а мать с тремя детьми, старшим из которых был двенадцатилетний Юра Филаретов, еле сводила концы с концами. Ночью она доставала из шкафа маленькую икону в светло-голубой ткани и украдкой молилась. Потом стала молиться и днем.

− Это Бог? — спросили дети, указав на икону.

− Это святой Николай. Вы тоже просите его о помощи.

− И что, он поможет?

− Поможет. Он очень сильный и добрый.

− Как Дед Мороз?

− Дед Мороз — это просто почтальон, который раз в год приносит подарки. А святой Николай может сделать настоящее чудо. И просто так, в любой день.

− Но почему все говорят про Деда Мороза?

− Да потому что святой Николай скромный, он делает свои подарки тайно. Ему и не надо, чтобы про него говорили.

− А Бог зачем? — нахмурились дети. В их головах была настоящая каша из чудес и чудотворцев.

− Бог главнее всех… Только иконы нет. Но вы можете молиться Ему просто так. Смотрите в небо и просите.

Но мальчишки недоверчиво поглядывали на икону.

Мама давно болела. Она до последнего пыталась сохранить способность работать, но хвори ее разъедали. Дети видели, как она с каждым днем слабела, и однажды не в силах подняться с постели она позвала Юру:

− Ничего не поделаешь, мне надо в больницу…

Мама  лежала полусогнувшись на кровати, а комната погружалась в зимние сумерки, и все становилось тускло-синим. В обычной жизни этим сумеркам   противостоит электричество, оно отгоняет мрак и смерть от окон, а тогда его не было. У многих людей военные воспоминания окрашены в эти ледяные синие тона.

− Юра, теперь ты в семье за старшего…

Объявляя это, она прекрасно понимала, что ставит перед сыном невыполнимую   задачу, но мальчик кивнул в ответ и остался за старшего.

Как умел, развлекал он братишек, отвлекая их от мыслей о еде, но малыши все время плакали и просили есть. Даже во сне голод не отступал, снились фрукты, румяные   котлеты, жареная картошка, иногда снился ее запах… Сны дразнили всех по очереди, и это было настоящее испытание.

Младшие братья проснулись еще до рассвета и сразу начали хныкать. Юра встал   и затопил печь отцовскими книгами по ветеринарии, а когда пришло время, отправился в булочную. Мороз и ветер не щадили никого, лицо замерзло моментально, и Юра спрятал его в высоко поднятый ворот.

В очереди к булочной люди молчали, потому что говорить было не о чем, и есть хотелось гораздо больше, а словами не наешься. Подошла очередь Юры, но вместо хлеба ему, как на зло, предложили именно слова:

− Ты вчера уже брал за сегодня.

Голос тихий, сухой, от него стало совсем тошно. Юра повернул домой, полагая, что так, наверное, и  шепчет смерть тем, кого она приходит забирать: коротко, сухо, устало.

У здания булочной сидел старик, его ноги завалило снегом. Юра не стал смотреть  в его неподвижные глаза. Люди в войну стали привыкать к трупам, и дети почти не боялись их, но смотреть на умерших все равно не хотелось, потому что каждый видел себя, как в отражении. Филаретов боялся разглядеть даже не себя, а двух маленьких братьев.

Рядом  со стариком из снега торчала карточка на хлеб, сердце Юры замерло от близости настоящего чуда.

−Дед-Мороз, святой Николай и все, все, все! Если только вы есть, не подведите!

Но  чудо не произошло, карточка оказалась на вторую декаду февраля прошлого года. Должно быть, этот бедный старик нашел ее где-нибудь и с надеждой приполз раньше всех, то ли прочитать не мог, то ли обезумел, а потом умер здесь от горя.

«При   утере   карточка   не   возобновляется», — прочел Юра привычную надпись.

Он с силой швырнул ее на землю и стал топтать ногами. Чтобы ее не нашли, чтобы она никого больше не обманула и не заставила заживо замерзнуть. И чтобы никто и никогда больше не поверил в чудо и в дедов-морозов.

Бежать, пока не кончатся силы, вот что! В любую сторону, но подальше отсюда, от этой очереди, от вмерзшего в землю старика, от города с погасшими окнами, от хлюпающих носами братиков, от маминой больницы, от снов, от всего на свете… Отчаяние придало столько сил, сколько Юра давно в себе не помнил. Эти драгоценные силы последнее время он учился беречь, а не тратить впустую. Так пусть же они закончатся!

Юра бежал, сам не зная куда, но было кое-что еще, помимо него и его отчаяния, и оно привело мальчика точно по адресу. Это был чужой двор, весь заваленный грязным снегом, как и все остальные. Ноги Юры гудели с непривычки, в боку сильно болело, нужно было отдышаться.

− А это еще что? — со злостью буркнул он себе под нос. — Еще подарочек?

В углу двора на снегу темнел сверток, подойдя ближе, Юра оцепенел — еще какой подарочек! Не карточка на сто грамм, а целая буханка хлеба, завернутая в тряпку!

Кто-то был в этом дворе до Юры, сделал чудо и, не оставив следов, ушел.

− Нет, этого не может быть! Или я уже свихнулся, или хлеб не настоящий, или…

Он с силой прижал буханку к себе, хотя вокруг не было никого.

− Ну, и откуда ты? Откуда?! — спрашивал Юра, задыхаясь от бесслезных рыданий.

Но какое это имело значение? Не украл, и это важно, остальное — нет. Теперь  было важно бежать со всех ног обратно, к дому, до боли прижимая к груди свой клад. Морозный воздух было трудно вдыхать на бегу, но мальчик до самого дома ни разу не остановился, так и летел на крыльях невиданного счастья.

Время от времени Юра прижимался лицом к свертку, и душистый хлеб пах, как бы отвечая:

− Я здесь, я настоящий! Я есть.

Спустя почти 50 лет Юрий Михайлович во сне увидел ту самую буханку, будто она так же лежит в углу двора, а вокруг никого нет. Просто лежит хлеб на снегу… Но Филаретов прекрасно осознавал, что это не «просто хлеб», ведь он спас тогда всех трех братьев. Это настоящее чудо, о каком и мечтать боялись, чудо, в которое долго не могла поверить даже Юрина мама.

Сон про хлеб повторился снова, потом еще раз.

Постепенно стали всплывать в памяти и другие удивительные события, которые давно потерялись в потоке новых забот.

Например, как в те же военные годы Юра впервые проспал и не попал   в   школу,   несколько  раз пытался  встать с кровати, и не получалось –  болезненный   сон   валил   его обратно. В полдень с работы прибежала испуганная мама и сообщила: полчаса назад его школу разбомбили, и в живых не осталось никого. Никого, кроме тех, кто проспал.

Беда неоднократно была на пороге дома, но переступить его не могла, словно что-то не пускало ее.

− Пришло время сказать спасибо Богу, — так объяснил мне Юрка. – Не зря все эти воспоминания нахлынули…

И он задумал построить часовню.

− Мой дед Леонид Филаретов был священнослужителем, которого большевики  расстреляли еще в 30-тые годы. Ему бы тоже понравилось мое намерение. Думаю, что  это   он сам мне и подсказывает с того света, — признался Юра. — Сказать спасибо можно и без слов. Тем более, ими не наешься.

<…>

Если вы будете проезжать по Варшавской линии на поезде или по кольцевой дороге в районе Предпортовой и заметите вытянутые купола Николы-на-путях, знайте, это поет свою песню с земли горячее и счастливое сердце Юры Филаретова.

Ведь поистине счастливым может быть лишь благодарный человек.

 


Повесть Ирины Ярошенко «На нехоженых путях» (2013 г.) посвящена храму святителя Николая Чудотворца на ст. Предпортовая. Проникновенная история, бережно собранные воспоминания людей, непосредственно принимавших участие в большом, светлом, нелегком деле возведения храма в благодарность Богу.

 

Просмотры (1040)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *