Апостола Павла послание к евреям
Евр. 7:26-28, 8:1-2
| Цр҃ко́внослав | Синодальный |
| [Заⷱ҇ 318] Тако́въ бо на́мъ подоба́ше а҆рхїере́й: прпⷣбенъ, неѕло́бивъ, безскве́рненъ, ѿлꙋче́нъ ѿ грѣ̑шникъ и҆ вы́шше нб҃съ бы́вый, | [Зач. 318А.] Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес, |
| и҆́же не и҆́мать по всѧ̑ дни̑ нꙋ́жды, ꙗ҆́коже первосвѧще́нницы, пре́жде ѡ҆ свои́хъ грѣсѣ́хъ жє́ртвы приноси́ти, пото́мъ же ѡ҆ людски́хъ: сїе́ бо сотворѝ є҆ди́ною, себѐ прине́съ. | Который не имеет нужды ежедневно, как те первосвященники, приносить жертвы сперва за свои грехи, потом за грехи народа, ибо Он совершил это однажды, принеся в жертву Себя Самого. |
| Зако́нъ бо человѣ́ки поставлѧ́етъ первосвѧще́нники, и҆мꙋ́щыѧ не́мощь: сло́во же клѧ́твенное, є҆́же по зако́нѣ, сн҃а во вѣ́ки соверше́нна. | Ибо закон поставляет первосвященниками человеков, имеющих немощи; а слово клятвенное, после закона, поставило Сына, на веки совершенного. |
| Глава́ же ѡ҆ глаго́лемыхъ: такова̀ и҆́мамы первосщ҃е́нника, и҆́же сѣ́де ѡ҆деснꙋ́ю прⷭ҇то́ла вели́чествїѧ на нб҃сѣ́хъ, | Главное же в том, о чем говорим, есть то: мы имеем такого Первосвященника, Который воссел одесную престола величия на небесах |
| ст҃ы̑мъ слꙋжи́тель и҆ ски́нїи и҆́стиннѣй, ю҆́же водрꙋзѝ гдⷭ҇ь, а҆ не человѣ́къ. | и есть священнодействователь святилища и скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек. |
Толкование на Евр. 7:26-28, 8:1-2 святителя Иоанна Златоуста
«Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес» (Евр. 7:26). Видишь ли, что всё это сказано о человечестве (Христовом)? Когда же я говорю: о человечестве, то разумею человечество, соединенное с божеством, не разделяя их, но внушая понимать это по надлежащему.
Итак, видишь ли отличие первосвященника (от ветхозаветных)? Все вышесказанное (апостол) соединил в словах: «Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр. 4:15). «Таков, – говорит, – и должен быть у нас Первосвященник: преподобный, незлобивый8«. Что значит: «незлобивый»? Не причастный злу, не коварный. А что Он действительно таков, послушай пророка, который говорит: «не было лжи в устах Его» (Ис. 53:9). Может ли кто-нибудь сказать это о Боге? Кто не постыдится сказать, что Бог не коварен, не льстив? А о Христе по плоти это сказать можно. «Преподобный9«, «нескверный10« и этого нельзя сказать о Боге, потому что Он по существу своему непорочен. «Отделенный от грешников». И это ли только одно доказывает Его превосходство? Не доказывает ли и самая жертва? Да, жертва. Каким образом? «Который не имеет, – говорит, – нужды ежедневно, как те первосвященники, приносить жертвы сперва за свои грехи, потом за грехи народа, ибо Он совершил это однажды, принеся в жертву Себя Самого» (Евр. 7:27). Что – это? Здесь (апостол) начинает говорить о превосходстве духовной жертвы. Он сказал о различии между священниками (ветхозаветным и новозаветным), сказал о различии между заветами (ветхим и новым), – хотя не вполне, однакоже сказал; здесь наконец начинает говорить и о самой жертве. Когда ты слышишь, что Христос есть священник, то не думай, что Он священнодействует постоянно; Он совершил священнодействие однажды, и затем воссел (одесную Отца). Чтобы ты не думал, будто Он стоит горе и священнодействует, (апостол) показывает, что это было делом домостроительства. Как Он был рабом, так же и священником и священнослужителем; как, будучи рабом, Он не остался рабом, так, будучи и священнослужителем, Он не остался священнослужителем, – потому что священнослужителю свойственно не сидеть, а стоять. Здесь (апостол) выражает величие жертвы, которая одна, будучи принесена однажды, имела столько силы, сколько не имели все другие вместе.
Впрочем он еще не об этом говорит, а пока только о следующем: «совершил это однажды». Что – «это»? «Нужно было, – говорит, – чтобы и Сей также имел, что принести» (Евр. 8:3), не за Себя, – как Он, будучи безгрешен, мог приносить жертву за Себя? – а за людей. Что говоришь? Неужели Он не имеет нужды приносить за Себя и настолько силён? Да, говорит. Чтобы ты не подумал, будто в словах: «совершил это однажды» говорится и об Нём, послушай, что говорит (апостол) далее: «ибо закон поставляет первосвященниками человеков, имеющих немощи» (Евр. 7:28). Поэтому они всегда приносят жертвы и за себя самих; а Он, как сильный и не имеющий греха, для чего будет приносить за Себя? Следовательно, Он принёс жертву не за Себя, но за людей, и при том однажды. «А слово клятвенное, после закона, поставило Сына, на веки совершенного». Что значит – «совершенного»? Смотри: Павел не поставляет буквально противоположных выражений; после слов: «имеющих немощи», он не сказал: Сына сильного, но: «совершенного», что также, можно сказать, означает сильного. Видишь ли, что слово: «Сына» сказано в противоположность «рабу«? Под немощью же он разумеет или грех, или смерть. Что значит: «на веки»? Не теперь только безгрешного, говорит, но всегда. Если же Он совершен, если Он никогда не грешит, если Он верно живет, то для чего Ему и приносить жертвы за нас многократно? Впрочем этого (апостол) пока ещё не доказывает, а доказывает только то, что не принёс жертвы за Себя. Итак, если мы имеем такого первосвященника, то будем подражать Ему и идти по стопам Его. Нет другой жертвы; одна очистила нас; а затем огонь и геенна. Для того (апостол) так часто и повторяет: один священник одна жертва, – чтобы кто-нибудь, думая, что их много, не стал грешить без опасения.
4. Потому мы, сподобившиеся этой печати, вкусившие этой жертвы, участвующие в бессмертной трапезе, будем сохранять свое благородство и честь, так как отпадение не безопасно. И те, которые еще не удостоились этого, пусть не будут самонадеянны, так как кто грешит с тем, чтобы принять святое крещение при последнем издыхании, тот часто не получает его. Поверьте мне: не для возбуждения в вас страха я скажу то, что намереваюсь сказать. Я знаю многих, с которыми это случилось, которые много грешили в ожидании просвещения (крещением); но в день кончины отошли, не приняв его. Бог дал крещение для того, чтобы разрушать грехи, а не для того, чтобы умножать грехи. Если же кто будет пользоваться им для того, чтобы свободнее предаваться большим грехам, то такой виновен в беспечности. Такой, если бы не было крещения, жил бы воздержнее, не ожидая отпущения (грехов). Видишь ли, как на нас исполняются слова: «И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро» (Рим. 3:8)? Потому, увещеваю вас, которые ещё не приняли таинства: бодрствуйте; пусть не приступает никто из вас к добродетели, как наёмник, как неблагодарный, как к чему-либо тяжкому и невыносимому; напротив будем приступать к ней с усердием и радостью. Если бы не была обещана награда, то неужели не следовало бы быть добродетельным? Но будем добродетельными по крайней мере из-за награды. Не стыдно ли, не крайне ли бессовестно говорить: если не дашь мне награды, то я и не буду целомудренным? Могу сказать на это вот что: хотя бы ты и сохранял целомудрие, ты никогда не будешь целомудренным, если делаешь это из-за награды; ты ведь нисколько не ценишь добродетели, если не любишь её за неё саму. Впрочем, Бог, по великой нашей немощи, благоволит побуждать нас к ней по крайней мере наградою; но мы и при этом не делаемся добродетельными. Положим, если хотите, что какой-нибудь человек, совершивший множество грехов, отходит, сподобившись крещения, хотя это, я думаю, бывает не часто: как, скажи мне, он отойдёт туда? Он не будет осужден за дела свои, но не будет иметь и дерзновения, – и справедливо. В самом деле, если он, проживши сто лет, не сделает ни одного доброго дела, но только то, что не грешил, или даже и не это, но только то, что спасся одною благодатью, а других увидит увенчанными, прославленными и превознесенными, то, скажи мне, может ли он не унывать, хотя и не впадёт в геенну? Объясню это примером.
Представим двух воинов; пусть один из них ворует, обижает, захватывает чужое; а другой пусть не делает ничего такого, но ведёт себя хорошо, оказывает много доблестей, на войне одерживает победы, обагряя руку свою кровью; после, с течением времени, пусть он из того звания, в каком был вместе с вором, будет возведён на царский престол и облечётся в порфиру, а вор пусть останется там же, где и был, но только по милости царской будет свободен от наказания за свои проступки, поставлен на последнем месте и подчинён власти царя: не будет ли этот последний, скажи мне, чувствовать скорби, видя, что тот, который был равен ему, достиг самой высоты почестей, прославился и управляет вселенной, а он остаётся в низком состоянии, и самое избавление от наказания получил не с честью, но по одной милости и человеколюбию царя? Царь простил его и освободил от осуждения, но он сам со стыдом будет вести жизнь. И другие не будут удивляться ему, потому что, при таких милостях, мы удивляемся не получившим дары, но подающим их, и чем выше эти дары, тем стыднее получающим их, если они были виновны в великих грехах. Какими глазами будет он смотреть на тех, которые находятся в царских чертогах, показывают множество своих ран и подвигов, тогда как он сам не имеет показать ничего, но и самое избавление получил единственно по человеколюбию Божию? Как если бы какой-нибудь человекоубийца, вор, или прелюбодей, ведомый на казнь, был освобождён от неё по чьей-нибудь просьбе и получил приказание явиться в преддверие царских чертогов, то он не в состоянии был бы смотреть ни на кого, хотя и освобождён от наказания, – так точно и он.
5. Впрочем, когда говорится о царствии, не подумайте, что все удостоятся одного и того же. Если здесь в царских чертогах бывают и епархи, и приближенные царя, и еще низшие сановники, и занимающие место так называемых десятских (δεκανών), хотя великое различие между епархом и десятским, то тем более будет так в горних царских обителях. Говорю это не от себя; но Павел полагает там еще большее различие. Какое различие, говорит он, солнца от луны и звёзд и малейшей из звёзд, такое же будет и в царствии небесном; и для всякого очевидно, что различие между солнцем и малейшею звёздою гораздо большее, нежели между так называемым десятским и епархом. Солнце вдруг освещает всю вселенную и делает её светлою, закрывает луну и звёзды; а звезда часто бывает невидима, даже и во мрак; есть много звёзд, которых мы не видим. Итак, когда мы увидим других, сделавшихся солнцами, а сами займём место малейших звёзд, которые даже невидимы, то какое нам будет утешение? Нет, увещеваю вас, не будем так беспечны, не будем так ленивы, не станем небрежно принимать подаваемое от Бога спасение, но будем делать из него куплю и умножать его. Хотя бы иной был только оглашенным, но он знает Христа, знает веру, слушает слово Божие, не далек от боговедения, понимает волю Владыки своего; почему же он медлит, для чего выжидает и откладывает?
Нет ничего лучше добродетельной жизни, и здесь и там, и у просвещенных и у оглашенных. И что, скажи мне, нам предписано трудного? Имей жену, говорит заповедь, и будь воздержан. Неужели, скажи мне, это трудно? И как (может быть это трудным), когда многие и без жены бывают воздержными, не только христиане, но и язычники? Что язычник совершает из тщеславия, того неужели ты не совершишь из страха Божия? «Из имения твоего, – говорит (Писание), – подавай милостыню» (Тов. 4:7). Неужели это трудно? Но и здесь осудят нас язычники, расточавшие всё своё имение из одного тщеславия. Не сквернословь. Неужели это трудно? Но если бы и не было повелено, не следовало, ли бы нам самим сделать это, чтобы не показаться бесчестными? Напротив, сквернословие трудно, как видно из того, что человек стыдится в душе и краснеет, когда случится ему сказать что-нибудь подобное, и даже не решится сказать, если не будет в пьяном виде. Почему, сидя на торжище, ты не делаешь этого, хотя бы и делал у себя дома? Не ради ли присутствующих? Почему не вдруг сделаешь это и при жене своей? Не потому ли, чтобы не оскорбить её? Так, чтобы не оскорбить жены своей, ты не делаешь этого; оскорбляя же Бога, не стыдишься? А Он вездесущ и слышит всё. «И не упивайтесь вином», – сказано (Еф. 5:18), – и хорошо (сказано), потому что само по себе пьянство разве не наказание? Не сказал: изнуряй тело, но что? «Не упивайтесь», т.е. не давай ему воли так, чтобы оно свергло с себя власть души. Как, неужели не нужно заботиться о теле? Нет, не это говорю я, но – не угождай его похотям. Так и Павел повелевает, когда говорит: «и попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим. 13:14). Не похищай чужого, сказано, не будь любостяжателен, не клянись. Каких трудов требует и это, каких подвигов? Не злословь, сказано, не клевещи. Трудно ли это? А противное действительно трудно, потому что, когда ты скажешь о ком что-нибудь худое, то тотчас подвергаешься опасности и сомнению: не слышал ли тот, о котором ты сказал, хотя бы он был человек важный, хотя бы неважный; если он человек важный, то ты тотчас на самом деле испытаешь опасность; а если неважный, то он отплатит тебе тем же, и даже гораздо большим; он наскажет о тебе еще более худого. Нет, – ничего трудного, ничего тяжкого нам не заповедано, если только мы захотим; а если не захотим, то и самое легкое покажется нам трудным. Что легче еды? Но многие, по крайней изнеженности, тяготятся и этим. Я слышу, как многие говорят, что и еда составляете труд. Нет никакого труда во всём вышесказанном, если только захочешь; в желании заключается всё, после высшей благодати. Будем же желать доброго, чтобы нам сподобиться и вечных благ, благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь).
Евр.8:1–2. Главное же в том, о чем говорим, есть то: мы имеем такого Первосвященника, Который воссел одесную престола величия на небесах и есть священнодействователь святилища и скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек.
1. Павел, всегда подражая своему Учителю, говорит то об уничиженном, то о высоком, так что уничиженное пролагает путь к высокому, а последнее руководит к первому, чтобы видящие высокое знали, что уничиженное было делом снисхождения (Христова). Так Он поступает и здесь. Сказав, что «принеся в жертву Себя» и показав, что Он есть первосвященник, (Апостол) продолжает: «Главное же в том, о чем говорим, есть то: мы имеем такого Первосвященника, Который воссел одесную престола величия на небесах». Это уже свойственно не священнику, но Тому, чей Он священник. «Священнодействователь святилища». Не просто служитель, но «священнодействователь святилища». «И скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек». Видишь ли снисхождение (Христово)? Не задолго, пред этим (Апостол) отличал (Его от других), когда говорил: «не все ли они суть служебные духи»? и потому им не оказано: «седи одесную Меня» (Евр. 1:13, 14). Говорит так потому, что сидящий, без сомнения, не есть служитель; следовательно (здесь называя Его служителем) говорит это об Нём по плоти. «Скинией истинной» Он называет здесь небо, и, желая показать отличие её от иудейской, присовокупляет: «которую воздвиг Господь, а не человек». Смотри, как он этими словами ободрил души уверовавших из иудеев. Может быть, они воображали, что у нас нет такой скинии; но вот, говорит Он, наш священник – великий и гораздо больший (ветхозаветного), принесший более чудную жертву. Но не одни ли это слова, не хвастовство ли и самообольщение? Для этого он наперед подтвердил (свои слова) клятвою, а потом стал говорить и о скинии. Различие скиний было очевидно уже из предыдущего, но он доказывает его ещё с другой стороны: «которую воздвиг Господь, – говорит, – а не человек». Где те, которые говорят, что небо движется? Где те, которые утверждают, что оно шаровидно? То и другое здесь опровергается. «Главное же в том, – говорит, – о чем говорим». Главным всегда называется самое важное. Здесь Он опять низводит речь свою: сказав о высоком, без опасения говорит теперь об уничиженном.
Далее, чтобы ты знал, что слово – «священнодействователь» употреблено по отношение к человечеству (Христову), смотри, как он ещё объясняет это: «всякий первосвященник, – говорит, – поставляется для приношения даров и жертв; а потому нужно было, чтобы и Сей также имел, что принести» (Евр. 8:3). Слыша, что (Христос) сидит, не подумай, что Он несправедливо назван первосвященником; первое, т.е. сидение, есть знак божеского достоинства, а последнее есть знак великого человеколюбия и попечения об нас. Потому о последнем (Апостол) распространяется и говорит более подробно, опасаясь, чтобы не уменьшить первого. Поэтому же к тому самому он склоняет речь свою и теперь, так как некоторые спрашивали: для чего (Христос) умер, будучи священником? Священник не бывает без жертвоприношения; следовательно и Ему надлежало принести жертву. И с другой стороны, так как Он сказал, что (Христос) находится «выше (небес)», то теперь говорит и доказывает, что Он есть священник во всех отношениях, и по Мельхиседеку, и по клятве, и по принесению жертвы. Отсюда он составляет другое необходимое умозаключение: «если бы Он оставался на земле, – говорит, – то не был бы и священником, потому что здесь такие священники, которые по закону приносят дары» (Евр. 8:4). Если, говорит, Он – священник, как и действительно, то Ему следовало быть в другом месте; будучи на земле, Он не был бы священником. Почему? Он не приносил жертв, не священнодействовал, – и справедливо, – потому что здесь были священники. (Апостол) доказывает, что (Христу) невозможно быть священником на земле. Почему? Потому что иначе, говорит, не было бы и воскресения.
Здесь необходимо сосредоточить внимание и вникнуть в мысль апостола. Он опять показывает различие священства (ветхозаветного и Христова). «Которые, – говорит, – служат образу и тени небесного» (Евр. 8:5); Что называет он здесь небесным? Духовное; оно хотя совершается на земле, но достойно небес. Когда Господь наш Иисус Христос предлежит закланным (агнцем), когда нисходит Дух, когда сидящий одесную Отца присутствует здесь, когда (верующие) посредством купели делаются сынами и гражданами небесными, когда мы находим там свое отечество, град и гражданство, когда для здешнего становимся чуждыми, то всё это не есть ли небесное?
2. Что же? Разве песнопения не небесные? Разве не то, что поют горе божественные лики бесплотных сил, согласно с ними воспеваем и мы здесь долу? Разве и жертвенник не небесный? Каким образом? Нет на нём ничего плотского; всё предлежащее духовно: не превращается в пепел, дым и смрад наша жертва, но делает всё предлежащее чистым и светлым. Разве не небесны эти священнодействия, которых служители ещё доныне слышат сказанные им слова: «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Иоан. 20:23)? Разве не небесны все (их священнодействия), когда они имеют и ключи неба? «Которые, – говорит, – служат образу и тени небесного, как сказано было Моисею, когда он приступал к совершению скинии: смотри, сказано, сделай все по образу, показанному тебе на горе» (Евр. 8:5). Так как слух наш менее способен к восприятию, нежели зрение, – мы ведь не так хорошо передаём душе то, что слышим, как то, что видим собственными глазами, – то Бог показал всё (Моисею). Или об этом говорит (Апостол) в словах: «образу и тени», или разумеет храм, потому что прибавляет: «смотри, сказано, сделай все по образу, показанному тебе на горе», – а это говорится только об устройстве храма, – или разумеет и жертвы, и всё прочее; не погрешит тот, кто скажет и это (последнее), потому что Церковь небесна и есть не что иное, как небо. «Но Сей Первосвященник получил служение тем превосходнейшее, чем лучшего Он ходатай завета» (Евр.8:6). Видишь ли, насколько настоящее служение лучше того служения? То – образ и тень, а это – истина. Впрочем, это нисколько не доставляло слушателям ни пользы, ни утешения. Потому (Апостол) и присовокупляет то, что особенно могло доставить им радость: «который утвержден, – говорит, – на лучших обетованиях».
Сказав о месте, о священнике и жертве, теперь он излагает различие самих заветов. И прежде он доказывал, что ветхий завет был немощен и бесполезен, и, чтобы показать его недостатки, смотри, какие употребляет доводы. В одном месте он сказал (о новом завете): «по силе жизни непрестающей»; в другом (о ветхом) сказал: «отменение же прежде бывшей заповеди бывает по причине ее немощи и бесполезности»; затем ещё (о новом) выразил нечто великое, когда сказал: «но вводится лучшая надежда, посредством которой мы приближаемся к Богу». Здесь же он возводит нас на небо и показывает, что вместо храма у нас небо, и что те священнодействия были прообразами наших, и таким образом возвысив служение, он, наконец, справедливо возвышает и священство. Но, как я сказал, особенно радостное для слушателей он излагает в словах: «который утвержден на лучших обетованиях». Откуда это видно? Из того, что тот (ветхий) отменён, а на его место введен этот (новый), который потому и получил силу, что он лучше. Как выше (Апостол) говорил: «если бы совершенство достигалось посредством левитского священства, – ибо с ним сопряжен закон народа, – то какая бы ещё нужда была восставать иному священнику по чину Мелхиседека»? так и здесь он употребляет такое же умозаключение: «ибо, если бы первый завет был без недостатка, то не было бы нужды искать места другому» (Евр.8:7), т.е. если бы не имел никакого недостатка, если бы делал людей непорочными. А что именно это он говорит, выслушай следующее: «укоряя их, говорит»; не сказал: «укоряя» его (т.е. закон), но: «пророк, укоряя их, говорит: вот, наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в то время, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской, потому что они не пребыли в том завете Моем, и Я пренебрег их, говорит Господь» (Евр. 8:8–9). Так, скажешь; но откуда видно, что (ветхий завет) окончился? (Апостол) доказал это и со стороны священника; а теперь прямыми словами ещё яснее доказывает, что он отменён. Каким образом? «На лучших, – говорит, – обетованиях». Может ли, скажи мне, быть равенство между небом и землею? Заметь, как он и там не отвергает обетований, чтобы и в этом отношении не унижать ветхого завета. Прежде он сказал: «вводится лучшая надежда, посредством которой мы приближаемся к Богу», выражая, что и там было упование; и здесь говорит: «вводится лучшая надежда», выражая, что и там были обетования. Но так как (евреи) постоянно роптали, то – «вот, наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет»; не древний, говорит, какой-нибудь завет; а чтобы они не могли подумать этого, то определяет и время: не просто говорит: «по завету, какой Я заключил с отцами их», – чтобы не подумали о бывшем при Аврааме или при Ное, – но определяет, какой именно завет: «не такой завет, – говорит, – какой Я заключил с отцами их в то время», жившим во время исхода; потому и присовокупляет: «когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской, потому что они не пребыли в том завете Моем, и Я пренебрег их, говорит Господь».
3. Видишь ли, что начало зла от нас? «Они», – говорит, вначале «не пребыли»; следовательно, нерадение от нас, а всё доброе, т.е. все благодеяния – от Бога. Здесь (Бог) как бы представляет оправдание, приводя и самую причину, почему Он оставил их. «Вот завет, который завещаю дому Израилеву после тех дней, говорит Господь: вложу законы Мои в мысли их, и напишу их на сердцах их; и буду их Богом, а они будут Моим народом» (Евр. 8:10). Это говорит он о новом завете, после того как сказал: «не такой завет, какой Я заключил». И какое другое различие между ними, если не это? Если же кто-нибудь скажет, что этим выражается не отличие (нового завета), а то, что он дан в сердца их, что здесь показывается различие не заповедей, а способов их сообщения, – завет будет, говорит, уже не на письме, а на сердцах, – тот пусть докажет, что это когда-нибудь было у иудеев. Нельзя доказать этого: и по возвращении их из Вавилона завет дан был им опять письменный. Апостолы же, как я могу доказать, ничего не приняли на письме, но всё приняли в сердца Духом Святым. Потому Христос и сказал им: «Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне» (Иоан. 15:26).
«И не будет учить каждый ближнего своего и каждый брата своего, говоря: познай Господа; потому что все, от малого до большого, будут знать Меня, потому что Я буду милостив к неправдам их, и грехов их и беззаконий их не воспомяну более» (Евр. 8:11–12). Вот и другой признак: «от малого, – говорит, – до большого, будут знать Меня», и не будут говорить: «познай Господа». Когда же это сбылось, если не ныне? Наше (учение) известно, а их не известно, но заключено в углу. С другой стороны, вещь называется новою тогда, когда она вторая (после первой) и содержит в себе что-нибудь более в сравнении со старою. Также новою называется и та вещь, от которой что-нибудь одно отделено, а другое нет. Например: если бы кто-нибудь в старом доме, готовом разрушиться, оставив всё, разобрал основание, то мы говорим, что он сделал его новым, вынув одно и вставив другое. Так и небо называется новым тогда, когда оно не остаётся медяным, но ниспосылает дождь; и земля называется новою, когда она не остаётся бесплодной, но изменяется (в плодоносную); и дом называется новым, когда в нём одно уничтожается, а другое остается. Таким образом, и завет хорошо назван новым, в знак того, что прежний завет сделался ветхим, потому что не приносил никакого плода. А чтобы точнее узнать это, прочитай, что говорит Аггей, что – 3ахария, что – ангел (Малахия), в чём обличает (иудеев) Ездра. Каким же образом они приняли (завет новый)? Каким образом никто из них не вопрошал Господа, если они преступали завет и даже не знали его? Видишь ли, как твое (мнение) неосновательно? Я настаиваю на моём, – что именно он (наш завет) должен быть в собственном смысле назван новым. Иначе, я не допускаю и того, будто о нём сказаны слова: «Ибо вот, Я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут воспоминаемы и не придут на сердце» (Ис. 65:17). В самом деле, почему, когда во Второзаконии говорится: «И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью», не делается ограничения: если послушаете, то будет новое (Втор.28:23)? Я, говорит (Бог), потому дам другой завет, что они не остались в прежнем. Это видно из следующих слов (апостола): «…закон, ослабленный плотию, был бессилен» (Рим. 8:3); и ещё: «что же вы ныне искушаете Бога, желая возложить на выи учеников иго, которого не могли понести ни отцы наши, ни мы» (Деян. 15:10)? « Они не пребыли, – говорит, – в том завете Моем». Здесь показывается, что Бог удостоил нас высшего и духовного. «По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их» (Пс. 18:5). Это значит: «И не будет учить каждый ближнего своего и каждый брата своего, говоря: познай Господа». И ещё: «Ибо земля наполнится познанием славы Господа, как воды наполняют море» (Аввак. 2:14).
«Говоря «новый», показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению» (Евр. 8:13). Смотри, как он раскрыл сокровенное, самую мысль пророка. Он почтил закон, не назвав его прямо ветхим; однако и выразил это, потому что, если бы тот (завет) был новым, то он не назвал бы новым установленного после него. Таким образом он выражает нечто большее и особенное, когда говорит, что тот обветшал; потому Он и отменяется, разрушается и уже не существует. Основываясь на (словах) пророка, он с большим дерзновением говорит (о ветхом завете) и с пользою показывает, что наш (завет) теперь процветает, а тот устарел. Употребив название: «ветшающее» он прибавляет от себя ещё другое: «стареющее» и потом выводит из всего следующее заключение: «близко к уничтожению». Следовательно, ветхий завет не просто заменён новым, но как устаревший, как бесполезный. Потому (Апостол) и говорил: «по причине ее немощи и бесполезности»; и ещё: «закон ничего не довел до совершенства»; и ещё: «если бы первый завет был без недостатка, то не было бы нужды искать места другому». Что значить: «без недостатка»? Полезен, силён. Он говорит это не с тем, чтобы представить (ветхий завет) достойным осуждения, но чтобы собственно показать его недостаточность; как если бы кто-нибудь сказал: этот дом не без порока, т.е. имеет недостатки, ветх; или: эта одежда не без порока, т.е. скоро рвётся. Так и он не называет здесь (ветхого завета) худым, но только имеющим недостатки и несовершенства.
4. Так и мы новы, или лучше, были новыми, но теперь обветшали, и потому близки к истлению и погибели. Впрочем, если мы захотим, то можем уничтожить эту обветшалость. Невозможно сделать этого купелью (крещения), но покаянием здесь возможно. Итак, если есть в нас что-либо ветхое, уничтожим; если есть какая-нибудь ржавчина, какая-нибудь скверна или нечистота, изгладим и будем чистыми, чтобы Царь возжелал нашей красоты. И дошедшие до крайнего безобразия могут возвратить ту красоту, о которой говорит Давид: «Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь народ твой и дом отца твоего. И возжелает Царь красоты твоей» (Пс. 44:11, 12). Забвение не доставляет красоты, красоты душевной. О каком же говорит он забвении? (Забвении) грехов. Он обращает речь к церкви из язычников и увещевает её не вспоминать родителей, т.е. приносящих жертвы идолам, – а она образовалась именно из таких людей. Не сказал: не участвуй в этом, но даже, что гораздо более, не приводи себе и на память. То же он говорит и в другом месте: «не вспомню имен их устами моими» (Пс. 15:4); и ещё: «Чтобы уста мои не говорили о делах человеческих» (Пс. 16:4). Это ещё не великая добродетель; или лучше сказать, хотя и великая, но не такова, как та. Что же он говорит там? Не сказал: «не говори» о делах отцев, но: даже «не вспоминай», не приводи их себе на память. Видишь ли, как далеко он хочет отогнать от нас зло? Кто не вспоминает, тот и не думает; кто не думает, тот и не говорит; а кто не говорит, тот не будет и делать. Видишь ли, сколько путей (ко злу) он заграждает для нас, – на какое расстояние удаляет нас от самого большого (из зол)?
Будем же внимать ему и мы, и забудем злодеяния наши, впрочем не грехи, совершенные нами: воспомяни о них, говорит (Господь), ты первый, и Я не воспомяну. Так, мы не только должны воспоминать о хищении, но и возвратить похищенное; это значит – приводить зло в забвение, истребить самый помысел о хищении и никогда не допускать его к себе, а то, что уже сделано, исправить. А каким образом мы можем достигнуть забвения зла? Памятованием о благодеяниях Божиих. Если мы будем непрестанно помнить о Боге, то уже не сможем помнить о зле: «аще, – говорит (Псалмопевец), – когда я вспоминаю о Тебе на постели моей, размышляю о Тебе в ночные стражи» (Пс. 62:7). Хотя и всегда нужно помнить о Боге, но особенно тогда, когда ум находится в покое, когда через это памятование он может судить себя, когда он может удержать в памяти. Днём, если мы и будем вспоминать, привходящие другие заботы и беспокойства изгладят это (воспоминание); а ночью, можно помнить постоянно: тогда душа находится в мире и спокойствии тогда она в пристани и безопасности: «о чем говорите, – говорит (Псалмопевец), – в сердцах своих, (о том) размышляйте… на ложах ваших» (Пс. 4:5). Следовало бы и днём помнить об этом; но так как вы находитесь в беспрестанных заботах и развлекаетесь житейскими делами, то вспоминайте о Боге по крайней мере на постели, – размышляйте о Нём в утреннее время. Если мы будем заниматься этим поутру, то без всякой опасности будем выходить на дела свои; если благоговением и молитвою наперед умилостивим Бога, то и после не встретим никакого врага, а если и встретишь, то посмеёшься ему, имея в защиту Бога. Торжище – это война; ежедневные дела – это сражение, волнение и буря. Потому нам нужно оружие; а молитва и есть великое оружие; нужны попутные ветры, нужно быть сведущим во всём, чтобы провести время дня без кораблекрушений и ран, так как много подводных камней встречается ежедневно, и часто наш корабль разбивается и тонет.
Потому нам нужно молиться, особенно утром и ночью. Многие из вас часто видали олимпийские игры, и не только видали, но ещё поощряли и одобряли ратоборцев, один того, другой – другого. Вы, следовательно, знаете, как во дни борьбы, и даже в самые ночи, глашатай всю ночь ни о чём другом не беспокоится и ни о чём другом не заботится, как только о том, чтобы ратоборец, вышедши, не посрамил себя; а те, которые сидят подле трубача, внушают ему, чтобы он даже ни с кем не разговаривал, чтобы, истощив дух, не возбудить смеха. Если же тот, кто намеревается ратоборствовать перед людьми, так много прилагает старания, то гораздо более следует постоянно стараться и заботиться нам, которых вся жизнь есть борьба. Итак, пусть будет у нас каждая ночь всенощным бдением; будем стараться, чтобы нам, вышедши днём, не подвергнуться осмеянию. И, о, если бы только осмеянию! Но ныне сидит одесную Отца сам подвигоположник, внимательно слушающий, не скажем ли мы чего-нибудь непристойного, или ненужного, – так как Он судья не только дел, но и слов. Будем же, возлюбленные, бодрствовать всю ночь; если мы захотим, то и у нас будут целители, – при каждом из нас находится ангел. Между тем мы спим непробудно всю ночь, – и, о, если бы только это! Но многие делают даже и тогда много непотребного; одни ходят в дома разврата, а другие превращают свои собственные в дома разврата, приводя к себе блудниц: так мало они заботятся о добром ратоборстве! Иные упиваются и сквернословят; иные производят шум; иные проводят всю ночь в делах порочных, совершая более зла, нежели спящие; иные высчитывают свои доходы; иные мучатся другими заботами, охотнее делая всё, нежели то, что нужно для ратоборства. Потому, увещеваю вас, оставим всё и будем заботиться только об одном, как бы нам получить награду и быть увенчанными; будем делать всё, чем можем получить обетованные блага, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь).
Евангелие по Иоанну
Ин. 10:9-16
| Цр҃ко́внослав | Синодальный |
| [Заⷱ҇ 36] А҆́зъ є҆́смь две́рь: мно́ю а҆́ще кто̀ вни́детъ, сп҃се́тсѧ, и҆ вни́детъ и҆ и҆зы́детъ, и҆ па́жить ѡ҆брѧ́щетъ. | [Зач. 36.] Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. |
| Та́ть не прихо́дитъ, ра́звѣ да ᲂу҆кра́детъ и҆ ᲂу҆бїе́тъ и҆ погꙋби́тъ: а҆́зъ прїидо́хъ, да живо́тъ и҆́мꙋтъ и҆ ли́шше и҆́мꙋтъ. | Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. |
| А҆́зъ є҆́смь па́стырь до́брый: па́стырь до́брый дꙋ́шꙋ свою̀ полага́етъ за ѻ҆́вцы: | Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. |
| а҆ нае́мникъ, и҆́же нѣ́сть па́стырь, є҆мꙋ́же не сꙋ́ть ѻ҆́вцы своѧ̑, ви́дитъ во́лка грѧдꙋ́ща и҆ ѡ҆ставлѧ́етъ ѻ҆́вцы и҆ бѣ́гаетъ, и҆ во́лкъ расхи́титъ и҆̀хъ и҆ распꙋ́дитъ ѻ҆́вцы: | А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. |
| а҆ нае́мникъ бѣжи́тъ, ꙗ҆́кѡ нае́мникъ є҆́сть и҆ неради́тъ ѡ҆ ѻ҆вца́хъ. | А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. |
| А҆́зъ є҆́смь па́стырь до́брый: и҆ зна́ю моѧ̑, и҆ зна́ютъ мѧ̀ моѧ̑: | Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. |
| ꙗ҆́коже зна́етъ мѧ̀ ѻ҆ц҃ъ, и҆ а҆́зъ зна́ю ѻ҆ц҃а̀: и҆ дꙋ́шꙋ мою̀ полага́ю за ѻ҆́вцы. | Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. |
| И҆ и҆́ны ѻ҆́вцы и҆́мамъ, ꙗ҆̀же не сꙋ́ть ѿ двора̀ сегѡ̀, и҆ ты̑ѧ мѝ подоба́етъ привестѝ: и҆ гла́съ мо́й ᲂу҆слы́шатъ, и҆ бꙋ́детъ є҆ди́но ста́до (и҆) є҆ди́нъ па́стырь. | Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь. |
Толкование на Ин. 10:9-16 святителя Кирилла Александрийского
Ин.10:9. Аз есмь дверь: Мною аще кто внидет, спасется, и внидет, и изыдет, и пажить обрящет
От обычно случающегося преобразует речь как бы из истории в духовное созерцание и то, что едва не расстилается пред глазами и не представляет никакой трудности для понимания, делает образом предметов менее ясных. Воры, говорит, и разбойники, нагло вторгаясь в стойла овец, не входят дверями, но вскакивают где-либо в другом месте и с опасностью для себя перепрыгивают изгородь двора, ибо такой грабитель и безрассудно решившийся на злодейство весьма легко может быть пойман. А входящие чрез самую дверь совершают вполне безопасный вход, очевидно, как не безызвестные и не незнакомые владетелю овец, ибо они входят в присутствии привратника, отворяющего им дверь. Но таковые, говорит, будут находиться вместе при овцах в полной безопасности, совершая законнейшее и без всякого злодеяния вхождение, свободное от подозрения в разбойничестве.
Таков исторический смысл. А обращая значение его в духовную пользу, скажем, что вступающие в управление народом без Божественного указания, как бы отказываясь войти чрез дверь, всенепременно погибнут, утесняя Божественный суд своими злодеяниями. А получившие власть от Бога и идущие к этому чрез Христа с великим дерзновением и любовью будут начальствовать над священным двором и не только будут далеки от гнева (Божественного) на них, но, напротив, получать почести за это и ожидать скорого дарования вышних венцов, так как целью их было отнюдь и ни в чем не вредить овцам, а, напротив, приносить им пользу и, делая угодное Владыке стада, всегда стараться охранять подданных Его. Также и в этих словах Господь сильно устрашает упрямых фарисеев, говоря, что они не сохранят, а потеряют имеющуюся у них власть, и это по всей справедливости, так как они думают иметь ее твердою не чрез Бога, но чрез свое худоумие. Но мне и здесь приходится удивляться несравненному человеколюбию Спасителя. Да, «щедр и милостив Господь» (Пс.110:4), предлагающий всем путь спасения и многообразно призывающий к нему даже и очень непослушного и упрямого. Доказательство сказанного будет мне опять из самого дела. Когда ни чудесами, ни стремлением, направленным к будущей надежде и славе, не убеждает фарисея принять Его учение, то быстро переходит к тому, от чего им естественно было прийти в великое смущение и как бы вследствие неотвратимой необходимости обратиться к благопослушанию. Зная, что они стремятся к приобретению славы от начальствования и нисколько не заботятся о доставлении пользы отсюда, говорит, что они лишатся и совсем потеряют то, что весьма ценится ими и в руках у них, если, в скорейшем времени переменившись к послушанию Ему, не получат от Него пощады.
Ин.10:10. Тать не приходит, разве да украдет и убиет и погубит: Аз приидох, да жизнь имут, и лишше имут
Когда Спаситель наш Христос называл Себя дверью и учил, что Ему принадлежит и вводить, кого Он пожелает, и оставлять вне не годного и не способного спасению, и, кроме того, называл разбойниками и ворами тех, кто были самозванцами по отношению к не сообщавшейся им вышней благодати, – жалкие фарисеи опять размышляли, кто же это такой, что доходит до такого дерзновения, может быть, и сам принадлежащий к числу тех, которых появление Он обвиняет. Ведь они считали Его лжепастырем и лженачальником, явившимся по собственному произволению, а не Богом, ставшим человеком, согласно древнейшей проповеди Богодухновенного Писания. Им естественно было, собрав истинное знание о Нем, отбросить его своим неверием как некую трудноносимую тяжесть и заботиться и находить удовольствие только в одном – в начальствовании над народом. И так как Он знал, что они помышляют это или шепчут друг другу, то, не дождавшись более ясного заявления от них, защищается подобающим образом и утверждает, что из самых дел можно определить, кто – пастырь и кто – вор. Это, говорит, совсем не трудно определить, если обратить внимание на цель и образ (дел) каждого. «Вор приходит», говорит, для вреда скоту, так как желание разбойничать, без сомнения, имеет такой исход. А истинно добрый пастырь придет во двор овец не для чего-либо вредного, но чтобы, напротив, доставить им пользу и ревностно совершить то, что считает он великою пользою для них.
Пусть же истинный смысл речи раскроется другим образом и фарисей да обратит внимание на то, что доставили тогда лжепастыри и лжеучители обманутым ими и какое благо даст в пришествие Свое Христос или к какому благоденствию Он возведет нас. Итак, решившиеся некогда говорить ложь и заблуждавшиеся, что они посланы от Бога, но пророчествовавшие, по словам Писания, «от сердца своего, а не от уст Господа» (Иер.23:16), и кроме них еще Февда тот и галилеянин Иуда, увлекшие народ за собою (Деян.5:37), погибли вместе с увлеченными ими. Господь же наш Иисус Христос, чтобы доставить нам вечную жизнь, явился из любви к нам. При такой противоположности и различии образа пришествия не должны ли быть противоположными и настроение, и жизнь? Итак, из свойства дел, говорит, надо определять, кто – те и кто – Он.
Таким образом можно было убедить вождей иудейских, считавших Его за одного из лжепастырей или отынуду входящих во двор овчий, не думать уже о Нем ничего несообразного, напротив, говорит, Христос пришел как дверь и вводитель и пастырь не для того только одного, чтобы овцы имели жизнь, но и нечто «большее», ибо, кроме оживления верующих в Него, дается еще непреложная надежда им обладать всеми благами. Хотя и очень прикровенно, говорит, что будет нечто «большее» и самой жизни, то есть достопочтеннее, а именно – совершеннейшее причастие Духа. В самом деле, оживление обще и святым, и грешникам, и эллинам, и иудеям, и нам самим, ибо «восстанут мертвые и воскреснут находящиеся в гробах, и возрадуются сущие на земле» (Ис.26:19), по неложному обещанию Спасителя (ср.Ин.5:25, 28–29). А быть в причастии Святаго Духа уже не всем обще, но «лишнее» при жизни и в качестве большего сравнительно с имеющимся у всех общим будет уделено одним только оправданным верою во Христа. На это указывает нам и божественный Павел в словах: «Вот тайну вам говорю: все почием, но не все изменимся678, вдруг, в мгновение ока, при последней трубе, ибо вострубит, и мертвые во Христе воскреснут нетленными, и мы изменимся» (1Кор.15:51–52). Ведь все восстанут из мертвых, потому что всей природе дана благодать воскресения. И в одном Христе, изначала первом разрушившем державу смерти и воскресшем в жизнь вечную, все вообще человечество преобразуется также в нетление, как опять и в Адаме в одном и первом осуждается на смерть и тление. Но большое в то время окажется различие между воскресшими. Одни, почившие с верою во Христа и во время телесной жизни получившие залог Духа, восприимут совершеннейшую благодать и, призванные к Божественной славе, изменятся. А другие, не уверовавшие во Христа и ни во что вменившие столь славное мздовоздаяние, будут изобличены снова гласом Его и, унаследовав вместе с другими одно только оживление, получат наказание за столь продолжительное неверие. Они низойдут в ад для наказания, с бесполезным поздним раскаянием, ибо будет, сказано, там плач и скрежет зубов (Мф.8:12).
Ин.10:11. Аз есмь пастырь добрый
Указав наперед со всею ясностию, сколько вреда принесло древним притворство лжепророков или лжепастырей, и поставив на вид блага Своего пришествия, а также из самого уже сравнения овец получив удостоверение и увенчание в Своей истинности, Он со всею справедливостью теперь возглашает: «Я есмь пастырь добрый». Напрасно, говорит, вы злоумышляете на Меня это и, будучи не в состоянии обвинять Меня в каком-либо желании подменить пользу для овец (вредом), не ужасаетесь причислять Меня к обыкшим делать это, – истинно доброго называете дурным и справедливое суждение о каждом деле по уставу законодателя повреждаете из самолюбия. Итак, обличает вождей иудейских как неправедных, как совсем не радеющих о заповедях Моисеевых, как не знающих цель пришествия Его, дабы, наконец, оказался истину сказавшим о них пророк Исаия: «Горе, – говорит, – называющим дурное хорошим и хорошее дурным, называющим сладкое горьким и горькое сладким, считающим свет тьмою и тьму светом» (Ис.5:20). И в самом деле, разве не это делающими оказываются те, которые истинный свет, то есть Господа нашего Иисуса Христа, обращают в тьму тем, что доброго нашего Пастыря не стесняются сопричислять к лжеименным пастырям и даже осмеливаются, пожалуй, поставлять Его ниже их по чести? Мнимые владыки тогдашние оказывали великое почтение тем, кто ложно присвоял себе Божественное слово, именем пророчества старался опустошать ум пасомых, отвращал от пути к истине и направлял к своей воле, а не Божией. Так Самей Саламитянин, противополагая словам Божиим свое собственное лжеучение, дерзко оспаривал славу Иеремии. Этот находился в оковах, а тот пользовался почетом у Седекии в награду за свою ложь (Иер.29:32). А несчастные фарисеи теперь идут гораздо далее тех в нечестии и с бесстыдною дерзостию приписывают Христу даже то, чего не было у лжеучителей. В самом деле, что говорят они о Нем пред теми, которые с удовольствием внимали слову Его? «Беса имеет и неистовствует, что Его слушаете?» (Ин.10:20). Поэтому и Сам Он говорит о них чрез пророка Исаию: «Горе им, потому что отдалились от Меня, – несчастны они, потому что нечествовали на Меня; а Я искупил их, они же говорили на Меня ложь» (Ос.7:13). И опять: «Падут мечом начальники их за невоздержность языка своего» (Ос.7:16). Разве не всякого наказания достойны те, которые безрассудно употребляют столь дерзкий язык свой, что осмеливаются утверждать против Христа то, что, конечно, не нам, а только им и им подобным свойственно как допускать до своего слуха, так и безрассудно говорить?
Ин.10:11–13. Пастырь добрый душу свою полагает за овцы. А наемник и679 иже несть пастырь, емуже не суть овцы своя, видит волка грядуща680 и оставляет овцы и бегает. И волк расхитит их и распудит681. Яко наемник есть и нерадит682 о овцах
Искусно противопоставив злоязычию и необузданной дерзости некоторых блеск Своих собственных дел, объявив и назвав их разбойниками и ворами, отынуду вторгающимися во двор овчий, а Себя истинно добрым пастырем, переходит теперь уже к самим начальникам иудейским и показывает превосходство Своего начальствования над фарисейским. Очевиднейшее доказательство этого представляет им опять из сравнения. Свою любовь и бдение как бы противопоставляет их нерадению и опять изобличает их в том, что они нисколько не заботились о стаде, а Себе Самому усвояет здесь такую попечительность о стаде, что пренебрег даже наимилейшею для всех жизнью. Определяет, каким образом надо узнавать пастыря доброго, который, сражаясь за спасение стада, должен без колебаний отдавать самую душу (жизнь) свою, что и было совершено Христом. Человек отступил от любви к Богу, уклонился в грех, удален был за это из священного и божественного двора, то есть из ограды райской, и, подвергшись такой беде, сделался добычею диавола, соблазнявшего к греху и смерти, произросшей из греха, этим свирепым и неукротимым волкам. Когда же явился пастырь добрый над всеми Христос, Он положил за нас душу Свою, сражаясь с этою сворою свирепых зверей, претерпел крест за нас, чтобы смертию умертвить смерть, подвергся осуждению ради нас, дабы освободить всех от осуждения за прегрешение, верою упразднив владычествовавший грех и «пригвоздив бывшее против нас рукописание Своим крестом», как написано (Кол.2:14). Итак, отец греха, как «овец в аду» (Пс.48:15), положил пасти нас, предав смерти, согласно сказанному в псалмах. Но умер за нас истинно добрый Пастырь, дабы, изъяв из темных пропастей смерти, предоставить нам возможность сопричисляться к небесным хорам и вместо хлевов в пропастях бездны и глубинах моря даровать нам вышние обители у Отца. Поэтому и говорит к нам в одном месте: «Не бойся, малое стадо! Ибо благоволил Отец дать вам Царство» (Лк.12:32).
Но это о Христе. Теперь рассудим о них. Для всякого, судящего о них верным взором, они окажутся в действительности не чем иным, как наемниками, лжепастырями, трусами, предателями и лентяями, не обращающими никакого внимания на пользу овец, а старающимися только отовсюду добывать приятное и угодное каждому. Да, они были «наемники», по слову Спасителя, и «не свои» их были «овцы», но Христа, купившего их вначале и рукоположившего иудейскому народу священноначальников для вышних почестей. Но они, вознерадев о столь великих почестях и нисколько не дорожа двором стада, предали овец волку. Каким образом, об этом скажем покороче.
В древнейшие времена многочисленный Иудейский народ признавал царем только Бога, Ему давал дидрахмы и жертвы и, как бы дань какую, приносил жизнь, согласную с законом. Но пришел на этот народ, как бы какой дикий «волк», иноплеменный человек (народ), возложил и имя и дело рабства, надел ярмо человеческого царства, принуждал переходить к жизни противозаконной и безнравственной, требовал подати и отторгал от Царства Божия, ибо подвергшимся таким бедам стало необходимым подчиняться законам своих владык. Пришел иноплеменник, отстраняя власть Божию, то есть получившее священнослужение колено, которому от Бога предоставлены были и суд и закон, – все извратил, подверг стеснению, заставил себя самого чеканить на монетах и учинил всякого рода насилия.
Против такого невыносимого гнета пастыри, однако ж, не бодрствовали. Они видели «волка идущего» и, оставив стадо, убежали, ибо не были их «своими овцы», – не призвали Могущего помочь, Спасшего от вавилонян, Отвратившего ассирийца, Умертвившего рукою Ангела «сто восемьдесят пять тысяч» иноплеменников (Ис.37:36). А что подчинение власти иноземцев доставило Израилю немалый вред и ослабило благочестие, это можешь узнать из самой действительности. Когда Пилат порицал некогда невероятную дерзость иудеев, требовавших от него распять Господа, и не обинуясь говорил: «Царя ли вашего распну?» (Ин.19:15) – тогда-то именно они, свергнув с себя рабство Богу и расторгнув узы изначального владычества, подвергли себя новому игу, бесстыдно возгласив: «Не имеем царя кроме кесаря» (Ин.19:15). Начальникам иудейским казалось справедливым делать и возглашать это. Поэтому на них должны быть возложены вины за все бедствия. И они со всею справедливостью осуждаются как предатели стада, как трусы, лишенные мужества и вздорные, всецело отказавшиеся защищать и бороться за подвластное им стадо. Поэтому и Бог обвиняет их в словах: «Пастыри обессмыслели и Господа не взыскали, посему не уразумело все стадо и рассеяно» (Иер.10:21). Итак, сама действительность доказывает, что Христос есть истинно добрый Пастырь овец, они же скорее губительные, чем добрые, и совершенно чужды действительной похвалы.
Ин.10:14. Аз есмь пастырь добрый
Опять торжественно провозглашает превосходство Своей власти пред иудейскою, доказываемое уже не свидетельствами кого-либо, но из самого уже исследования дел. Как прежде, противопоставив Свои дела злодействам лжепророков и показав наилучший исход Своих подвигов сравнительно с их лжесловием, они, говорит, были весьма склонны к одному только воровству, убийству, губительству, обману и к тому, о чем не подобает говорить, а Сам Он, напротив, пришел, чтобы овцы не только имели жизнь, но и нечто большее, – прекрасно и справедливо возглашал: «Я есмь пастырь добрый»; так и здесь, определив истинно доброго пастыря его добровольным желанием умереть за овец и охотно положить душу свою за них, а наемника назвав и чуждым приставником, и трусом, и беглецом, и подобным чему-либо такому, так как знал о Себе Самом, что положит жизнь за стадо, опять со всею основательностью восклицает: «Я есмь пастырь добрый». И действительно, первенствующему во всем подобало превзойти всех (Кол.1:18), дабы истинным опять оказался Псалмопевец, говорящий где-то к Нему: «Да оправдаешься в словах Твоих и победишь в суде Твоем» (Пс.50:6).
Кроме сказанного, надо рассмотреть и вот что. Думаю я, что Господь, когда предлагал Иудейскому народу имевшее принести ему великую пользу, то не только Своими собственными речами, но и посредством пророческих изречений старался убедить их мыслить право и знать ясно, что Он есть пастырь добрый, а они нет. Почему? Потому что естественно было думать, что если не убедятся Его словами, то с изречениями пророков должны согласиться даже и невольно. Итак, когда говорит: «Я есмь пастырь добрый», то возводит ум иудеев к воспоминанию сказанного гласом Иезекииля пророка. Говорит же он о Христе и о получивших начальство над стадом иудейским таким образом: «Это говорит Господь Бог: о пастыри Израилевы! Не пасут ли пастыри самих себя? Не овец ли пасут пастыри? Вот, молоко едите, и шерстью одеваетесь, и откормленных закалаете, а овец Моих не пасете! Ослабевших не укрепляли, больных не врачевали и пораненных не перевязывали, заблудившихся не отыскивали, а крепких изнуряли трудом! И рассеялись овцы Мои, ибо нет пастырей, и стали пищею для всех зверей диких, и рассеялись овцы Мои по всякой горе, и по всякому холму высокому, и по лицу всей земли, и не было отыскивающего, ни возвращающего» (Иез.34:2–6). Одна только цель была у иудейских начальников – удовлетворять любостяжательность, получать приношения от подчиненных, собирать подати и установлять заповеди сверхзаконные, но на то, что могло приносить пользу или было в состоянии охранять подвластный народ, не обращалось никакого внимания. Поэтому опять так говорит к ним истинно добрый Пастырь: «Так говорит Господь Бог: вот Я – на пастырей, и взыщу овец Моих от рук их, и отставлю их от пасения овец Моих, и не будут уже их пасти пастыри, и отниму овец Моих из уст их, и уже не будут им в пищу» (Иез.34:10). И опять после некоторых других слов: «И восставлю над ними пастыря единого, и будет пасти их, и раба Моего Давида, и будет их пастырем, и Я Господь буду им Богом, и Давид начальник посреди их. Я Господь изрек. И завещаю Давиду завет мира, и уничтожу зверей злых с земли, и будут обитать в пустыне, и будут спать в дубравах. И дам им вокруг горы Моея, и дам дождь вам, дождь благословения. И деревья полевые дадут плод свой и земля даст плод свой» (Иез.34:23–27). Итак, в этих словах Бог со всею ясностью возвещает, что безбожное скопище фарисеев будет отставлено от начальствования над иудеями, и со всею очевидностью определил, что после них будет предстоятельствовать над словесными стадами верующих происходящий от Давида по плоти Христос. Посредством Него Он установил завет мира, то есть евангельскую и Божественную проповедь, возводящую нас к любви к Богу и доставляющую нам Небесное Царство. Чрез Него же опять также и дождь благословения, то есть начаток Духа, делающий душу, в которой пребывает, как бы плодоносною какою землею. А как фарисеи немало зла причиняли овцам, нисколько не занимаясь их пасением, а, напротив, стараясь всячески им вредить, Христос же доставил спасение и явился подателем и виновником вышнего благословения; то и справедливо является тем, чем и признает Себя в словах: «Я есмь пастырь добрый».
Но пусть никто не соблазняется тем, что Бог и Отец бывшего от семени Давида Человека назвал рабом, хотя и Бога по природе и истинного Сына; напротив, пусть примет во внимание, что Он унизил Себя, образ раба приняв (Флп.2:7). Следовательно, Он правильно назван (рабом) от Бога и Отца соответственно принятому Им образу.
Ин.10:14–15. И знаю Моя, и знают Мя Моя: якоже знает Мя Отец, и Аз знаю Отца
По более простому толкованию этих слов, Господь желал здесь указать не на иное что, как на то, что Он будет ясен для Своих и верующим в Него сообщит беспрепятственное знание о Себе, а также и Сам будет знать Своих, представляя, очевидно, не бесполезным знание для получивших его. В самом деле, что можем мы считать выше знания нас Богом? Но так как это изречение требует более глубокого для себя исследования, особенно благодаря прибавлению слов: «как знает Меня Отец, и Я знаю Отца», то мы и должны обратиться к такому исследованию этого изречения. Ведь никто, полагаю, если имеет здравый смысл, не скажет, чтобы кто-либо из существующих мог получить о Христе такое знание, какое есть о Нем у Бога и Отца. Один только Отец ведает Свое и Сам познается от одного только Своего Порождения, «ибо никто не знает Сына, только Отец, ни также Отца кто знает, что есть Он, только Сын», по слову Самого Спасителя (Мф.11:27). Ведь мы знаем и веруем, что Отец есть Бог, равно и Сын есть Бог истинный. А что есть по существу Неизреченная Природа, это совершенно недоступно как нам, так и другим разумным тварям. Поэтому каким образом мы можем иметь познание Сына равномерно с Отцом? Ибо должно обратить внимание на то, как Он утверждает, что Он познает нас, познан же будет от нас, как знает Он Отца и Отец Его.
Итак, надо исследовать и то, какое созерцание мы должны применять к этим словам соответственно их смыслу. И что придет мне на ум при исследовании, я не буду скрывать, а принимать это волен каждый.
Думаю, что «знанием» (γνῶσιν) здесь называет не просто «ведение» (εἴδησιν), но употребляет вместо «свойства» (οἰϰειότητος) или по роду и природного, или же по усвоению благодати и достоинства. Так, у эллинов знакомыми или родственными (γνωστούς) обычно называются не только свойственники по роду, но и единокровные братья. А что и Божественное Писание считает свойство знанием, это можно видеть из следующего. В одном месте Христос говорит о лицах, не стоящих с Ним ни в каком свойстве: «Многие скажут мне в тот день, – очевидно в день суда, – Господи, Господи! Не Твоим ли именем чудеса многие мы творили и бесов изгоняли? Тогда объявлю им, что истинно говорю вам, что никогда не знал вас» (Мф.7:22–23). Если бы знанием обозначалось одно только ведение, то каким образом мог не знать кого-либо из существующих Тот, Кто все имеет «обнаженным и открытым пред очами своими», как написано (Евр.4:13), и «прежде бытия все знает» (Дан.13:42)? Поэтому совершенно неразумно, даже более – нечестиво воображать, что Господь не знает кого-либо, напротив, мы должны думать, что Он сказал о том, что они не имеют с Ним никакого свойства и общения. Не знаю, говорит, (вас) как бывших любителями добродетели, как соблюдавших Мое слово или соприкосновенных ко Мне посредством добрых дел. Соответственно вышесказанному ты должен разуметь и о премудром Моисее, когда Бог говорит к нему: «Знаю тебя более всех, и благодать обрел ты у Меня» (Исх.33:12) вместо: в свойстве (близости) более всех положил Я тебя со Мною и великой достиг ты благодати. Говорим это, не уничтожая за знанием и значение ведения, но только определяя тот образ (значения), какой наиболее соответствует созерцательному смыслу толкуемых слов.
Итак, «знаю», говорит, «Моих и Меня знают Мои, как знает Меня Отец и Я знаю Отца» вместо: сроднюсь с овцами Моими и со Мною сроднятся овцы Мои точно таким же образом, каким Мне родственен Отец и Я, в свою очередь, родственен Отцу. Как Бог Отец знает Своего Сына, имея Его подлинным Своим порождением и плодом Своего существа, а равно и Сын знает Бога, имея Его Своим истинным Отцом и будучи рожден от Него, таким же образом и мы, сроднившись с Ним, называемся родом и чадами Его, согласно сказанному Им: «Вот Я и дети, что Мне дал Бог» (Евр.2:13). Мы оказываемся и называемся родом, и притом подлинным, Сына, а чрез Него и – Отца, так как, будучи Единородным Богом (ср. толкование на Ин.1:18), Он стал человеком, восприяв тожественную нам природу, только, конечно, без греха. Иначе как «род мы Бога» (Деян.17:29) и каким образом «Божественной Природы общниками» (2Пет.1:4) мы могли бы быть? Ведь не в одном только том, что Христос пожелал восприять нас в родство Себе, имеем мы предмет похвалы, но и в самой действительности это родство принадлежит всем нам. И это потому, что Слово Бога и с плотью остается Божественною Природою, а мы – род Его, хотя по природе и Бога, ради восприятия тожественной нам плоти.
Итак, оказывается сходным образ родства. Как Он родствен Отцу и вследствие тожества природы Отец родствен Ему, так и мы Ему, поскольку стал человеком, а Он – нам. Чрез Него, как чрез Посредника, соприкасаемся с Отцом. Как бы средина некая между вышним Божеством и человечеством есть Христос, одновременно будучи тем и другим и как бы объемля в Себе столь разъединенное друг от друга683: как Бог по природе Он соприкасается с Богом и Отцом, а как истинный человек – с людьми.
Но, быть может, скажет кто: разве не замечаешь, любезнейший, к какому опасному выводу ведет твоя речь? Ведь если будем думать, что Он, поскольку стал человеком, знает своих, то есть вступил в родство с Своими овцами, то кто же остается вне стада? В таком случае все будут родственны Ему, поскольку и они суть люди, как и Он. Что же тогда будет большего в слове «Мои?» Какое преимущество могут иметь те, кто суть действительно Его? Ведь если все родственны, по вышеуказанной уже причине, то что же большее будет у знаемых Его?
На это ответим, что образ родства общ у всех, как познавших Его, так и незнающих. Ведь Он сделался человеком, не благодетельствуя частично одним, а другим нет, но помилосердовав всю падшую природу. Но такой образ родства с Ним окажется совершенно бесполезным для оскорбляющих Его своим неверием, и он назначается собственно для любящих Его как особенная награда. Как дело воскресения простирается на всех, по причине воскресения Спасителя, воскресившего с Собою целую человеческую природу, но оно совершенно бесполезно для грехолюбцев, ибо они будут нисходить в ад, получая оживление для одного только наказания, тогда как для проводящих прекрасную жизнь оно послужит к великой пользе, ибо они получат воскресение для приобщения к превышающим ум благам; таким же, думаю, образом дело родства касается всех, и злых и добрых, но не для всех оно имеет одинаковое значение – для верующих в Него оно послужит причиною достижения истинного сродства с Ним и соединенных с этим благ, а для не верующих – тяжелейшим обвинением в неблагодарности и нечестии. Так мы рассуждаем об этом. Другой кто пусть придумает что-либо более лучшее.
Надо, наконец, обратить внимание на то, сколь истинно и вместе основательно построено изречение, ибо не безразлично и смешанно говорит о них, но каждый предмет поставляет на своем особенном, ему подобающем месте. Не сказал: знают Меня Мои и Я знаю Моих, но прежде ставит Себя знающим Своих овец, а потом, говорит, таким образом и Он будет познан от них. И если принять знание в значении ведения, как говорили мы в начале, то можешь понимать изречение так: не мы Его познали первые, а познал прежде Он. Так и Павел в Послании к христианам из язычников говорит нечто подобное: «Посему помните вы, язычники по плоти, называемые необрезанными так называемыми обрезанными плотским обрезанием, совершаемым руками, что вы были во время то без Христа, отчужденными от общества Израильского и чуждыми заветов обетования, надежды не имеющими и безбожными в мире; ныне же во Христе Иисусе некогда бывшие далеко стали близко кровию Христовою» (Еф.2:11–13). По безмерному милосердию Христос привел Себя язычникам и познал их прежде, чем был познан ими. А принимая познание в значение свойства и родства, опять скажем вот что: не мы начали это дело, а Единородный Бог от Бога (ср. толкование и чтение Ин.1у св. Кирилла), ибо не мы усвоили Божество, которое выше природы человеческой, но Он, Бог по природе, воспринял семя Авраама, как говорит Павел (Евр.2:16), и стал человеком, дабы, братьям уподобившись во всем, кроме греха (ст. 17), восприять к родству того, кто не имеет такового сам по себе, то есть человека. Поэтому необходимо говорить, что Он нас наперед познал, потом, таким образом, мы – Его.
Ин.10:15. И душу Мою полагаю за овцы
Как за Своих уже и родных, Он выступает на защиту всяческим образом и объявляет Себя готовым на все опасности, выставляя в то же время чрез повторение, что Он действительно есть Пастырь хороший. Оставившие овец волкам справедливо названы были поэтому трусами и наемниками, Он же, так как знал, что надо было защищать их столько, чтобы не отступать и пред самою смертью, справедливо должен признаваться Пастырем хорошим. А говоря, что «полагаю душу Мою за овец», так как Я – Пастырь хороший, поражает фарисеев и дает уразуметь, что они некогда дойдут до таких неистовств и такого безумства против Него, что предадут смерти Того, Кто совсем не должен был ей подвергаться, а, напротив, заслуживал всякую похвалу и удивление ради как тех дел, которые совершал, так и великого искусства в пасении стада.
Надо, впрочем, заметить, что Христос за нас и ради нас претерпел смерть не против воли, но оказывается идущим на это добровольно, хотя мог легко избежать страдания, если бы не восхотел страдать. Итак, в Его добровольном страдании за нас мы должны видеть совершенство Его любви к нам и безмерность милосердия.
Ин.10:16. И ины овцы имам, яже не суть от двора сего, и тыя подобает Ми привести, и глас Мой услышат, и будет едино стадо, един Пастырь
Всячески старается поразить бесчинных фарисеев. Во многих словах раскрывает, что они очень скоро будут лишены начальствования над овцами, но что Он Сам примет водительство и власть. Объясняет, что, к благонамереннейшим из Израиля присоединив стада язычников, Он будет водительствовать не одними только иудеями, но и распространит свет Своей славы по всей земле и повсюду будет призывать народ к Богопознанию, не довольствуясь быть признанным в одной только Иудее, как вначале, но всей поднебесной предлагая для усвоения науку истинного Боговедения. А что Христос явился для язычников руководителем в религии, это легко узнать каждому. Богодухновенное Писание полно свидетельств об этом, и можно, кажется, опустить их, предоставив любознательным исследование об этом. Однако ж, предложив два или три места из пророков об этом, буду говорить потом о том, что следует по порядку. Итак, Бог и Отец в одном месте говорит о Нем: «Вот, в свидетельство народам Я дал Его, начальником и повелителем народам» (Ис.55:4). И действительно, Христос засвидетельствовал учение народам, дав спасение и неприкровенно сказав то, чрез что надлежало получать спасение. И божественный Псалмопевец, как бы призывая живущих повсюду в одно собрание и повелевая вселенной собираться на небесный праздник, говорит: «Все народы, восплещите руками, воскликните Богу гласом радости» (Пс.46:2). А если кому угодно будет исследовать причину столь светлого и достославного торжества, тот найдет ясные слова об этом: «Потому что царь всей земли – Бог, пойте разумно, воцарился Бог над всеми народами» (Пс.46:8–9). И в одном месте приводит Самого Господа Своими собственными словами возвещающим всем вместе народам евангельскую проповедь, именно в сорок восьмом псалме говорит: «Услышьте, все народы, внушитесь, все населяющие вселенную, земнородные и сыны человеческие, вместе богач и бедняк! И уста Мои изрекут премудрость, и размышление сердца моего – разум» (Пс.48:2–4). И в самом деле, что можно указать премудрее евангельских наставлений, что найдем изреченное с таким разумом, как учение Христово? Итак – возвращаемся к началу, – ясно предвозвещает, что множество язычников будет присоединено к одному стаду с обращающимися из израильтян. Но чего ради, может спросить кто-либо, точнее исследуя смысл толкуемого изречения, Спаситель, обращаясь с речью к иудейским начальникам и говоря к людям, имевшим сердце, распаленное ненавистью и завистью, открывает тайны? Зачем, скажи мне, нужно было научать таковых тому, что Он будет начальствовать над язычниками и что Он введет в Свои дворы овец, находящихся вне иудеи? Что же скажешь на это, что ответишь? Не как друзьям сообщаются (им) тайны (Господом), однако же и не напрасное дает им относительно этого разъяснение, но потому, что могло принести им пользу, насколько это зависело от Него Самого, ибо таково было предложенное изречение, хотя ум слушателей, будучи легкомысленным, остался совершенно невосприимчивым и недоступным для благопослушания. Итак, так как знал, что им известны были писания Моисея и предуказания пророков, а у пророков имеются многочисленные и обширные речи о том, что Христос привлечет язычников к Богопознанию, то поэтому, предлагая им в качестве очевиднейшего знамения то обстоятельство, что Он ясно уже предвозвещен, утверждает открыто, что призовет и таких овец, которые не от двора иудеев, чтобы наконец, как мы сейчас говорили, они уверовали, что Он есть действительно Тот, о Ком предвозвещал хор святых мужей.
Просмотры (213)